— Еще чуток жара, — пробормотал он тихо, но голос его все равно зарокотал, подобно лавине.
Сунул курящуюся железную полосу в пасть горна. Языки пламени поползли по жилистой руке, металл выгнулся дугой, заново раскаляясь, но кузнец даже не поморщился. Для такого, как он, огонь не был угрозой. Щипцы, перчатки — это для низших кузнецов. Кроме того, в огне можно многое увидеть, если не бояться подойти ближе. Он вглядывался в пляшущие оттенки красного и рыжего, размышляя, что они покажут ему на сей раз. Наконец в пламени начали проступать фигуры, еще нечеткие, неопределенные. Кузнец поворошил угли.
Пламя взревело громче, жадно цепляясь за металл, и кузнец почувствовал, как ученики его отпрянули. Он усмехнулся.
— Что за кузнецы те, кто боится огонька?
Он обернулся, чуть наклонив голову. В дыму толпились смутно различимые фигуры. Низкие и высокие, широкие и тонкие, как паутинки. Их были сотни: дуардины, люди, альвы, даже несколько огоров — все собрались в этой вечно меняющейся кузне, наблюдая за кузнецом, занимающимся привычным делом. Здесь привечали всех, кто хотел научиться придавать форму металлу, — ну, за некоторыми понятными исключениями.
Всегда находились те, что сами делали себя нежеланными. Те, кто не мог усвоить самых важных его уроков, которые он упрямо повторял снова и снова. Таких, к счастью, было немного, но они были. Они прятались от взгляда кузнеца, пытались подражать ему, но в конце концов он находил их и швырял их поделки в огонь.
Внезапно ученики предупреждающе закричали. Кузнец обернулся, сосредоточенно прищурившись. Из горна показались огненные когти, ухватились за стенки жерла. Потрескивающее пламя и клубящаяся зола сгустились в звериную морду. Зубы-уголья яростно заскрежетали. Огненно-жидкая лапа ухватила кузнеца за запястье, и толстая кожа его почернела. Хмыкнув, кузнец отдернул руку. Демон с жарким ревом устремился за ним, вспучиваясь и разрастаясь, будто собираясь заполнить всю кузню. Огромные крылья из пепла распахнулись, из горна высунулась рогатая голова.
— Нет, — коротко уронил кузнец в спины разбегающимся ученикам. Отбросив брусок, с которым работал, он поймал извивающуюся пламенную фигуру, не давая ей вырасти еще больше. Действовать надо было быстро. Верещащего и бьющегося демона кузнец повалил на наковальню. Горящие когти расцарапали его голые руки, разорвали фартук на тонкие ленты, пышущие жаром крылья хлестали мастера по плечам, но разжать хватку кузнеца ничто не могло. Он вскинул молот. Глаза пришельца расширились — он понял, что сейчас произойдет, и протестующе завизжал.
Молот со звоном опустился. Опять поднялся, вновь опустился, еще и еще расплющивая пламя и придавая ему более достойную форму. Демон вопил, но мерзкая сущность его убывала с каждым ударом. Вся надменность, вся злоба исчезли, остался лишь страх, а вскоре и тот пропал.
Кузнец поднял то, что осталось от слабо сопротивляющегося демона. Он узнал роспись на узах его души — узнал с легкостью, как если бы сам оставил ее. Демоны — они как любой сырой материал, и вызывающий демона должен со всем тщанием подойти к формовке, если хочет, чтобы демон потом годился для намеченной им цели. Этого демона создавали ради силы и скорости — и ни для чего больше.
— Грубо, как всегда грубо, — пробормотал кузнец. — Никакой гордости в его работе. Никакого артистизма. Я пытался научить его, но — увы. Ничего, не бойся, мы сделаем из тебя что-нибудь. В свое время мне приходилось работать с материалами и похуже.
Проговорив это, он окунул демона в лохань рядом с наковальней. Вода, зашипев, ринулась вверх паром, подхватив отслоившиеся от пойманного существа закопченные хлопья. Теперь в лохани лежал лишь темный железный брусок, испещренный и пронизанный злым алым, на поверхности которого с трудом просматривалась как бы выцарапанная оскаленная морда. Кузнец покачал брусок на ладони, дожидаясь, когда железо остынет, потом сунул в карман фартука.
— Что ж, теперь посмотрим, из-за чего у нас разгорелся весь этот сыр-бор.
Немало времени прошло с тех пор, как на него нападали здесь подобным способом. Должно быть, кто-то отчаянно пытался скрыть от него нечто. Кузнец вгляделся в облако парящего шлака, сунул в него руку, сгреб пригоршню угольков, отложил молот и пробежал по золе толстым пальцем, читая ее, как смертный читает книгу.
Хмыкнув, он бросил угольки обратно в горн и поворошил их рукой. В пламени возникла расплывчатая картина. Несколько мгновений спустя она разделилась на восемь частей, более четких: меч, булава, копье… всего восемь видов оружия.