Осколок Ганга на сыромятном ремешке висел у него на шее. От щепки исходил болезненный холод, проникающий сквозь доспехи и вгрызающийся в плоть. Удобное неудобство. Правильное. Помогает сосредоточиться. Вытянув руки, Ахазиан подался вперед. Первый оррук умер быстро — с расколотым черепом. Второй выжил, но потерял руки вместе с чоппой. Черный конь, сердито заржав, забил копытами. Ахазиан, рассмеявшись, последовал его примеру, нанося удар за ударом. Орруки клубились зеленым приливом, но вскоре жеребец пробился сквозь толпу и помчался по лагерю. Тех, кто пытался преградить ему путь, конь, понукаемый седоком, просто сшибал грудью.
Кровь пела в жилах, горячая и стремительная. Хотелось повернуться, выпрыгнуть из седла, встретиться с зеленокожими в бою. Оружие выло, требуя новых смертей. Клинки жаждали убийства, как мужчина жаждет порой любви женщины. Но другой звук, раздающийся в сознании, противился шепоту оружия. Мягкое мурлыканье, словно вдалеке кто-то напевал.
Ахазиан откуда-то знал, что этот голос принадлежит Гангу. Охотник пел убивающую песню, эхом отдающуюся во всех Владениях. Песню, которую он слышал благодаря найденному осколку, — песню, которая приведет его прямо к копью.
Песня настолько поглотила его, что он не заметил бросившегося на перехват оррука. Громила с ревом прыгнул, приземлившись на лошадиную спину. Животное, пошатнувшись, чуть не упало. Но черные скакуны Шаиша получили хорошую закалку, так что конь не упал, а начал взбрыкивать и лягаться. Все силы Ахазиана уходили на то, чтобы удержаться в седле, хотя оррук в этот момент и пытался открутить ему голову. Топор дикарь потерял и теперь ухватился за рога чужого шлема. Ахазиан ударил оррука в живот рукоятью кроветопора. Заостренный набалдашник пробил грубые доспехи и вонзился глубоко в зеленое брюхо.
Если оррук и почувствовал боль, он этого не показал — только ухватился покрепче. Шея Ахазиана заныла. Перед глазами плясали яркие точки. Извернувшись, он выбросился из седла, увлекая за собой противника. Они сильно ударились о землю и покатились, сомкнувшись в ломающем кости объятии. Вот их грязный клубок остановился, и Ахазиан вскочил — с орудием в руках. Оррук метнулся за ним — с кровавой пеной на клыках. Ахазиан взмахнул черепомолотом, но тварь, увернувшись, вцепилась в него. Тогда боец принялся долбить противника по твердому черепу рукоятями топоров снова и снова. Оррук теснил его, пятки Ахазиана чертили в грязи глубокую борозду, но он бил и бил, пока толстая кость наконец не хрустнула. Оррук, булькнув, обмяк.
Ахазиан попятился, тяжело отдуваясь, глядя сверху вниз на упавшего врага. Достойный противник. Он медленно поднял молот, салютуя.
— Пусть Кхорн дарует твоей душе тот бой, которого ты желаешь, — пробормотал он, повернулся и увидел стоящего неподалеку коня. Жеребец злобно косился на Ахазиана, но не пытался бежать, когда тот направился к животному, чтобы снова поймать его.
Уже взнуздав коня, Ахазиан вновь посмотрел на оррука. В животе у него заурчало. Он несколько дней не ел.
— Кто попусту не тратит, тот и нужды не знает, — пробормотал он, подводя жеребца к телу. — Чего добру пропадать.
Давненько Ахазиан не пробовал оррука. Интересно, будет ли этот таким же вкусным, как помнилось воину.
Глава пятая. КАПИТАН БРОНДТ
Примыкающий к гавани район Вышнего города в буквальном смысле нервный центр городской торговли. Звонкий и суетливый, он кажется совсем другим миром по сравнению и с запущенной убогостью жил, и с вычурностью кварталов знати.
Старейший район города, он был построен в традициях племен, многие поколения ловивших рыбу и бороздивших воды залива. Здесь, помимо лотков и лачуг, преобладали здания из окаменелых костей левиафанов, скрепленных смесью из пропеченного солнцем ила и навоза.
Дверь Грунгни открылась на задворки рыбного магазина, что стоял на улице Пройди-Мимо. Никто не обратил внимания на их группку. Доки — то место, где каждому лучше следить за собой и заниматься собственным делом. Свежие трупы с ножевыми ранами в сточных канавах или на дорожных указателях, серьезное предупреждение от одной из множества уличных банд, бесчинствующих в гавани, попадались тут нередко. Воздух здесь казался густым от запахов соленой рыбы и экзотических пряностей, не говоря уже о вездесущем аромате переполненных сточных канав. Однако Волькеру удалось различить и острый запах старейшего городского арсенала Железноспаянных, уже больше века производящего оружие и доспехи. Все, чем был Вышний город, выросло из залива и Копья. Сюда, в доки, прибывали первые искатели приключений и новой жизни из Азира. Сотни языков и диалектов гудели вокруг, точно музыка, в которую вливалось и грубое рычание гхурских дикарей, и хриплый скрип языка уроженцев Жарких Морей из Акши.