После слов брата перед глазами сразу же возник кошмар, пережитый наяву, но я и ухом не повёл — изобразил, что всё в порядке. В общем-то, так оно почти и было. За семь прошедших лет ощущения утратили свою остроту и воспоминания уже не так больно били по нервам.
Тем не менее я поспешно перевёл разговор на другую тему, хотя видел, что Руслан хочет расспросить меня, что именно происходило в лагере наёмников. Когда мы только вернулись, ко мне прорывались следователи, но брат стоял насмерть. Однажды, испуганный громкими голосами, я выпал из состояния апатии и, крадучись, направился к двери. Приотворив её так, чтобы она не скрипнула, я присел на корточки и замер, глядя на немолодую подтянутую женщину. На ней был белый халат, поверх формы с полковничьими знаками отличия. Из разговора я понял, что это психиатр из госпиталя. Она так и не смогла убедить брата, что врачи быстрей вернут меня в нормальное состояние, чем семья. Напоследок она сердито сказала, что Руслану самому не помешает показаться врачам, мол, он плохо кончит, если будет по-прежнему угрожать оружием представителям органов правопорядка.
Пока брат помогал ей с пальто, женщина поймала мой взгляд и слегка улыбнулась. Полковник хорошо знала своё дело, как военный врач она понимала, что в первую очередь мне необходимо дать чувство защищённости. После её визита я, хоть и не сразу, но начал реагировать на близких. Ну а дальше мама понемногу вытянула меня из трясины, в которую погрузился мой разум.
Забота родных творит чудеса, к тому же у детей гибкая психика; где взрослый сломается, они лишь согнутся. Главное, чтобы им помогли снова выпрямиться, и я благодарю бога за то, что у меня такая замечательная семья. Даже отец, на что уж сухарь, но и он часами просиживал около моей кровати. Я до сих пор слышу его размеренный голос, повествующий о деяниях великих полководцев прошлого. Временами отец читал стихи и это было хуже всего. Лирика и он по сей день для меня несовместимые понятия.
Воспоминания о том, как намучились со мной близкие, вызвали тогда у меня сильнейший приступ совести. Руслану не давал покоя единственный неблаговидный поступок в детстве, а я, как распоследняя сволочь, сдавал его родителям без всякого зазрения совести. Сколько раз, помню, залезал в его мобильник и, найдя там очередную пассию, наушничал маме. Она сразу же неслась к отцу и тот подолгу песочил брата проповедями об опасности подростковых сексуальных связей. Уж кто бы говорил! Сам-то женился на матери, когда ей было всего шестнадцать лет, причём по залёту. Между прочим, отцу на тот момент исполнилось двадцать пять, что вообще попахивает совращением малолетки.
Когда я сознался, что с телефоном это были мои проделки, Руслан недоверчиво глянул и, приподнявшись из-за стола, попытался врезать мне по уху. Правда, без особой прыти, поэтому я успел уклониться. «Вот ведь мелкий говнюк! Ты ж тогда ещё в школу не ходил! А я обижался на маму, думал, что это она шарит в моём телефоне», — проворчал брат и, открыв, протянул мне очередную банку пива. Ну а я вручил ему гигантский бутерброд с копчёной осетриной: в качестве пальмовой ветви. С той поры мы, по негласному уговору, больше не поминали друг другу старые грехи.
Господи! Как же соскучился по маме, брату и даже по отцу!
Прочитав нетерпение на моём лице, водитель без слов прибавил скорости и стал чаще перестраиваться с полосы на полосу.
Как всегда в декабре, в городе уже воцарилось новогоднее настроение и это заставило меня задуматься о главном празднике года, но я решил, что ещё есть время и подарки под ёлку можно будет приобрести где-нибудь за границей. Там всё же выбор больше и с качеством не промахнёшься, если покупать в фирменных магазинах.
С подарками маме и брату было просто. Они у меня не привереды. Руслану я купил кашемировый шарф и красивое мужское кольцо, Гулечке — блузку с ручной росписью, к которой присовокупил заранее припасённый флакон её любимых французских духов. А вот с подарком отцу пришлось помучиться. Нашему профессору сложно угодить. Наконец, в одном из неприметных магазинчиков на Петроградской, где хозяин мой давний знакомый, нашлась антикварная книга с портретом Пушкина на обложке. Это была «Газета А. Гатцука» — годовик, изданный в 1880 году. Раритет был примечателен тем, что одна из статей освещала установку первого памятника светочу русской словесности. Вроде бы у отца такой книги ещё нет, а он у нас большой почитатель Александра Сергеевича, до сих пор дрожь по телу от его поэтических завываний — не Пушкина, конечно, а отца. Забавно, но наш профессор обожает играть в любительских спектаклях.