Теперь ей приходилось брать с собой на вечернюю прогулку по носовой палубе кого-нибудь из подруг. Как-то раз не найдя никого, с кем она могла бы побыть на палубе, Гейл вернулась в свою каюту и решила сесть за письмо к матери.
Она вывела «Мама, дорогая, « и думала, как ей начать письмо, но мысли ее отвлеклись. Гейл сидела, глубоко задумавшись, с ручкой в руке, когда с мостика донесся звон колокола. Вскоре она почувствовала какое-то изменение в движении корабля. Странные звуки доносились с палубы – топот ног и возбужденные крики.
Гейл открыла дверь.
– Человек за бортом! – сказал ей кто-то, пробегая по коридору.
– Мы остановились. – Гейл последовала за остальными на палубу и протиснулась сквозь толпу поближе к поручням. Мощный прожектор шарил по воде, освещая спасательный буй и маленькую лодку, рыщущую около корабля. Из разговоров в толпе до слуха Гейл несколько раз донеслось слово «акула». Она вздрогнула. Ей стали мерещиться зловещие треугольники плавников, рассекающие воду около того места, где шли поиски.
Она почему-то сразу подумала о Гарри Мэтьюсоне. Гарри или Бэрри! Но с какой стати это должен быть кто-то из них, при том, что на корабле шестьсот человек команды и полторы тысячи пассажиров?
Тут Гейл пришло в голову, что может понадобиться ее помощь. Если миссия этой маленькой лодки завершится успешно, то у нее появится работа. Она пошла в лазарет, где Эни >Даунинг уже наполняла горячей водой грелки.
– Доктор Бретт и старшая медсестра уже спустились на нижнюю палубу, – сказала она. – А у мисс Харкорт истерика. Это Гарри Мэтьюсон, она была с ним.
Гейл остановилась, как вкопанная, услышав, что ее подозрения оправдались, но быстро взяла себя в руки и стала успокаивать разволновавшихся пациентов. Слух ее, тем временем, напряженно ловил звуки, доносящиеся снаружи. Время шло – и с каждой пролетающей секундой уменьшалась надежда.
Эни Даунинг покачала головой и сказала:
– Не похоже, чтобы... – Громкий, дружный крик раздался на верхней палубе. Гейл застыла на месте.
– Они нашли его! Его вытащили из воды! – Гейл выскочила на палубу и опять стала пробиваться к поручням. Радостные крики толпы оглушили ее, когда маленькая шлюпка, пропав из поля зрения людей на верхней палубе, подошла к борту корабля. Кто-то сказал:
– Они поднимают его на нижнюю палубу. – Она выбралась из толпы и отправилась вниз. Гейл была без формы и ее задержали, было, стюарды, пытающиеся оградить нижнюю палубу от зевак, но кто-то из персонала узнал Гейл, и ей разрешено было пройти через заслон.
Фостер делал искусственное дыхание неподвижно лежащему на палубе человеку. Грэхем Бретт стоял на коленях рядом с ним в луже воды. Сестра Мак Манус поддерживала миссис Мэтьюсон. Она облегченно вздохнула, увидев Гейл.
– Сестра, займитесь, пожалуйста, миссис Мэтьюсон. – Она передала ее с рук на руки Гейл. Мать Гарри была в полуобморочном состоянии. Отведите ее в каюту и будьте наготове в лазарете.
Миссис Мэтьюсон порывалась остаться, но сестра Мак Манус сказала ей, что она отвлекает их от Гарри. Тогда она позволила Гейл увести себя наверх.
– Не бойтесь – успокаивала ее Гейл. – Все будет хорошо; главное – они нашли его. – Она оставила мать Гарри под присмотром стюардессы и отправилась в лазарет.
Все было готово, но время шло, и никто не появлялся. Гейл и Эни Даунинг поглядывали друг на друга в молчаливой тревоге. Наконец, в дверях появилась маленькая процессия. Сперва показались носилки, рядом с которыми шла сестра Мак Манус. Она держала руку Гарри. Гейл внутренне разразилась благодарной молитвой – раз старшая медсестра проверяет его пульс – значит он жив! Следом вошли доктор Бретт и Фостер, оба серые от усталости.
До всеобщего сведения было доведено, что произошел несчастный случай и, хотя кое-кто отнесся к этому скептически, публике пришлось принять официальное разъяснение.
Все знали, что в последнее время молодой Мэтьюсон много пил и Бэрри, бывшая с ним, говорила, что он был «навеселе». Предполагалось что он, дурачась, забрался на поручень и не удержал равновесия. Гейл понимала, что Бэрри, возможно, единственный человек, который точно знает, что произошло на самом деле; официальная версия, по мнению Гейл, не соответствовала истинной.
Грэхем Бретт и другие слышали первые слова Гарри после того, как он пришел в себя.
– Зачем? Бога ради, зачем? – простонал он. – Теперь опять придется через это пройти.
Миссис Мэтьюсон, несмотря на то, что ее сын был вне опасности, выглядела очень встревоженной. Гейл беспокоилась за ее рассудок – эта женщина очень боялась, что Гарри опять попытается свести счеты с жизнью.
Он лежал в постели, замкнувшийся в себе, отказывался принимать посетителей и выглядел так, будто считает всех окружающих своими смертельными врагами. Даже Гейл не смогла пробиться к нему через эту стену отчуждения.
Однажды, сидя у его постели, она заметила, как мрачно и озадаченно смотрит на него доктор Бретт.
Переполох, возбужденный происшедшим, быстро улегся отчасти потому, что через два дня они подошли к Фримантлу. Группы ликующих австралийцев наблюдали приближение родной земли с радостными криками. Часть пассажиров заранее начала прощаться с попутчиками. Для Гейл это было напоминанием о предстоящем ей уже совсем скоро расставании с любимым человеком.
Как все это будет? Как она скажет ему «Прощайте»? Во Фримантле она не спускалась на берег – слишком много было работы. Грэхем Бретт тоже постоянно дежурил, хотя, обычно, на стоянках он проводил только неотложный прием больных.
Миссис Мэтьюсон проводила много времени с Гарри, который все еще лежал в лазарете. Ее ни на минуту не отпускал страх и тревога.
Гейл принесла Мэтьюсонам поднос с чаем и пирожными. Когда она, чуть позже, вернулась за посудой, то застала мать и сына погруженными в разговор и не стала им мешать.
– Послушай меня, мой мальчик, – миссис Мэтью-сон убрала пустую чашку на поднос. – Ты должен узнать правду после всего, что случилось. Я была неправа, пытаясь скрыть ее от тебя.
– Если это что-нибудь о Бэрри, то можешь и дальше держать ее при себе, – грубо оборвал мать Гарри.
– Чтобы ты сделал еще одну попытку? О, нет, – у нее скривились губы. – Ты должен знать, чего она стоит на самом деле. Нет, постой. – Гарри нетерпеливо взмахнул рукой. – Я была права в моих подозрениях. Я наняла частного агента по расследованию...
– Что? Что ты сделала?
– Наняла детектива, еще в Лондоне, когда увидела, как разворачиваются события; когда ты привел ее познакомиться со мной. – Миссис Мэтьюсон кивнула. – Мы интересуемся родословной даже у собаки, когда берем ее в дом. Я заподозрила, что та родословная, которой она хвастает – подделка и обман. Так же, как и вся она. Вот отчет агента.
В тот момент, когда Гарри начал читать, в маленькую палату вошел Грэхем Бретт. Так же, как и Гейл, незадолго до этого, увидев, что они заняты какими-то личными делами, он повернулся и собрался уходить. Миссис Мэтьюсон порывисто позвала его.
– Не уходите, доктор, пожалуйста. Это и вас касается. – Она подобрала брошенный Гарри на пол листок.
– Я чуть было не потеряла моего сына.
– Мама! Ты не должна этого делать! – Гарри вскочил с постели и покраснел, увидев, что мать подает донесение агента Грэхему Бретту, который смотрел на всю эту сцену с некоторым недоумением. Он видел, что мать Гарри перевозбуждена и, возможно, не осознает своих поступков. Бретт покачал головой.
– Мое право прочитать это не выглядит бесспорным, – сказал он, отказываясь читать бумагу, зажатую в руке миссис Мэтьюсон.
– Тогда я сама скажу вам. – Она была непоколебима. – Это донесение частного детектива. В нем – факты о девушке, которая пыталась выйти замуж за Гарри. Она – вдова летчика, ее фамилия – Уэст, ей – тридцать три года и у нее есть шестилетний сын.
– В конце концов, какое в этом преступление? – закричал Гарри. На лице Бретта застыло выражение сильнейшего замешательства.