Когда Николка вернулся к своим, у капитана Стаматина один нос торчал из-под рогожи.
— Лево руля![59] — скомандовал Мишук Николке, когда тот снова ухватился за оглобельки.
— Есть лево руля! — весело откликнулся Николка.
Взяв лево руля, он мигом раскатил тележку по скату. Мишук едва успел ему крикнуть:
— Так держать!
Но Николка уже не откликался. Он летел вместе с тележкой вниз по скату, ветер свистел у него в ушах — только свист, и ничего больше, — так что даже вопли капитана Стаматина в тележке Николка принимал за свист и вой ветра в корабельных вантах.
Неожиданно на пути у Николки выросли два порядочных камня. Николка мгновенно решил взять препятствие с ходу и прянуть поверх рифов, не убавляя парусов. И он перемахнул через камни вместе с тележкой.
Раздался треск, и еще громче завопил капитан Стаматин, подкинутый высоко кверху. Тележка вырвалась у Николки из рук, и всё — тележка, Николка и капитан Стаматин — полетело в колючий кустарник, разросшийся вдоль тропы.
XXXV
Ночью в подполье
У тележки было сломано колесо, а капитану Стаматину сразу стало стрелять в поясницу: выстрелит, отдастся по хребту, отпустит немного, потом снова стрельнет.
— То самое… — пробормотал капитан Стаматин.
Он захотел сесть, но это далось ему не легко.
— Мда, — только и сказал он, стоя на четвереньках. — Мда, — повторил он, усевшись наконец у разлапистого держи-дерева.
На капитане Стаматине словно целые сутки горох молотили. Все ныло у злосчастного капитана: хребет и поясница, руки и ноги, и затылок, и загривок, и загорбок… А подле, в колючих кустах, ползал исцарапанный в кровь Николка. Далеко во все стороны разлетелось рассыпавшееся на части колесо. И Николка то тут, то там находил где втулку и обод, где ступицу со спицей. Хорошо еще, что куль с провизией был туго-натуго перевязан веревкой! Он был целехонек и каким-то образом, вывалившись из тележки одновременно с капитаном Стаматиным, очутился с ним рядом у того же держи-дерева. Как только капитан Стаматин пришел немного в себя, то сразу заметил, что куль лежит подле, цел и невредим. Это было настолько приятно капитану, что он даже попытался вступить с кулем в разговор.
— Родимый! — сказал капитан Стаматин, и слезы умиления навернулись у него на глазах. — Куманек! Весь тут? Неповрежденный. Ни раны, ни контузии. Не грех бы по такому случаю…
Однако что хотел тут предложить по такому случаю капитан Стаматин, осталось неизвестным. Как раз в это мгновение ему так стрельнуло в поясницу, что он взвыл даже. Скрючившись, он обхватил куль обеими руками и замер, боясь пошевельнуться. В таком положении его нашли Жора с Мишуком и бабушка Елена, которая шла очень медленно, но подоспела как нельзя более кстати. Она тотчас развязала куль и дала капитану Стаматину понюхать из бутылки, потом налила ему полный стаканчик. Капитан Стаматин выпил, крякнул и стал жевать какую-то галетку, поверх которой бабушка Елена положила ему ломтик консервированного мяса.
Вскоре из кустов выполз Николка. Он стал подбрасывать к опрокинутой тележке все, что ему удалось разыскать. И оказалось, что ни одна спица не пропала, завалившись где-нибудь в кустарнике: все было налицо. Налицо были и втулки, и ступица, и обод… Николка быстро собрал все вместе.
— Не пойдет, — сказал Жора, наблюдавший за Николкиной работой.
Николка и сам видел, что колесо получилось вихлястое, готовое снова рассыпаться при первом же обороте. Спицы все вошли в обод и в ступицу, и втулки вошли в гнезда, но закрепить все это было нечем.