Христофор положил на стол ложку и вытер свои пышные усы. Потом вышел на улицу, постоял посреди двора, посмотрел, как чертят небо огненные хвосты артиллерийских снарядов. Ядра, и бомбы, и ракеты налетали на Корабельную слободку со стороны Балаклавы. И в сторону Балаклавы направлял из Севастополя свои выстрелы то тот, то другой бастион. Огненные хвосты непрерывно перекрещивались в ночном небе. Случалось так, что снаряд попадал в снаряд, и тогда целый фонтан огненных струй разбрасывался в вышине, пронзая темноту ночи. Все это было похоже на фейерверк. Но это был смертоносный фейерверк: он нес разрушение и гибель и длился целыми ночами, от заката до утренней зари.
Христофор вернулся в дом, мурлыча какую-то песенку — что-то про партизана, у которого было за поясом четыре дорогих пистолета. И все они были заряжены. Из одного пистолета партизан застрелил часового у дома турецкого паши. Другой пистолет понадобился партизану для начальника караула. А выстрел из третьего пистолета размозжил голову лютому паше. Но в ту же минуту к партизану бросилась стража — может быть, пятьдесят, а может быть, сто человек. Что станет делать один против сотни с единственным зарядом в — последнем пистолете! Партизан выхватил его из-за пояса, свой лучший пистолет, сокровище свое в бирюзе и золоте, и выстрелил себе в голову.
— Что ты поешь, деда? — высунул нос из-под одеяла Жора Спилиоти. — Пистолет и паша? О чем это ты?
— Спи, Жора, — ответил Христофор. — Вырастешь — узнаешь.
— Я уже вырос, деда; я уже большой, — сказал Жора и спрыгнул с кровати.
Он подбежал к деду, усевшемуся в углу на лавке, и обнял его.
— Деда, что я тебе скажу! — стал Жора шептать Христофору на ухо. — Знаешь, я пойду в Балаклаву и вернусь с бабушкой Еленой. Вот увидишь!
— А турок, Жора? — возразил Христофор. — Там теперь за каждым камнем турок стоит с ружьем и с ятаганом острым.
— Я убью турка! — крикнул Жора, и Христофор заметил, как сверкнули у внука глазенки.
— Нет, Жора, турок много, тебе одному всех не перебить.
— Я не один пойду, деда. У нас в Корабельной слободке много мальчиков. И Николка Пищенко и Мишук Белянкин — мы все пойдем.
— Ложись, Жора, ни о чем не думай! — И Христофор ласково погладил внука по голове. — Ночью — спать, утром — думать.
В это время над крышей домика, где обитала вся семья Спилиоти, раздался душераздирающий вой. Христофор оцепенел на месте и крепко сжал в своей широкой ладони Жорину голову.
— Деда, что ты? — крикнул Жора.
Он подбежал к окошку и глянул сквозь стекло на двор. В десяти шагах от дома вертелся на земле раскаленный докрасна цилиндр. Потом раздался треск, цилиндр перестал вертеться и сразу потускнел.
— Ракета, — сказал Жора и зевнул. — А ты думал что?
Глаза у Жоры стали слипаться, и он полез обратно под одеяло.
— Чего не выдумают люди! — сказал Христофор. — Огонь и железо… Сколько железа, сколько огня!..
Он снял со стены свое старое ружье и разобрал его. И стал чистить какой-то кашицей из толченого кирпича и конопляного масла. Комом трепаной пеньки Христофор вытер ружье досуха и снова собрал его. Потом разбудил Кирилла, шепнул ему несколько слов и вышел на улицу.
В какую сторону идти, Христофор не мог сообразить. За Черной речкой в стороне Трактирного моста мигало множество огоньков. Христофор спустился к речке и пошел долиной на деревню Чоргун. Шел, шел Христофор и пришел наконец в раскинутый на берегу речки лагерь.
В лагере было тихо. Костры догорали. Весь лагерь спал. Разве только часовой где-нибудь брякнет в темноте ружьем о камень, либо откуда-то из-за палатки раздастся негромкое лошадиное ржанье.
— Стой! — услышал вдруг Христофор в двух шагах от себя. Человека, остановившего его, Христофор в темноте не видел, но наточенный штык и дуло ружья отблескивали и в темноте.
— Куда идешь? Кто таков? — посыпались на Христофора вопросы. — Скажи отзыв.
Отзыва Христофор не знал. А как, не сказав отзыва, пройдешь по лагерю, да еще ночью?
Христофор тихонько отстранил от себя штык, уже коснувшийся его груди.
— Отзыва не знаю, дружок. Иду к генералу. Пропусти…
Христофор сделал было шаг вперед, но снова наткнулся на штык.
— Стой! — услышал опять Христофор. — Стой на месте.
— Так как же мне… — совсем растерялся Христофор. — Так я обратно в Корабельную, сын там у меня…