— Ого, пир на весь мир! — потер руки Урляев.— Гульнем!
— Давайте пока потанцуем! — предложила Ирина.
Зойка кинулась к патефону, поставила пластинку, и комнату затопили звуки вальса. Санька подхватил свою «прекрасную даму» и закружился на пятачке возле окна.
— Борь, пойдем покружимся! — попросила Казанкова, незаметно бросая завистливые взгляды в сторону Подзорова и Заглушко.
— Пойдем! — Солнышкин с ленивой грацией отдался ритму вальса.
Молодое сильное тело девушки откликалось на каждый его импульс, на каждое движение.
«А она довольно мила! — Солнышкин бросил взгляд в сторону Ирины.— И чего она нашла в этом мальчишке? Ординарная личность!» — и Борис начал нашептывать на ухо Настеньке милые волнующие комплименты.
Ушки Настеньки стали малиновыми. Но ни возмутиться, ни сделать замечания своему партнеру по танцу она не могла, не было повода…
Кимка с Зойкой пошли на кухню готовить жаркое.
— Ты рад? — Ирина неотрывно смотрела в Санькины расширившиеся зрачки.
— Чему? Что мы с тобой вместе? Рад!.. В последнее время только о тебе и думаю.
— Как же? — не без кокетства спросила Ирина, ожидая, что он ей скажет наконец о своих чувствах более откровенно.
— А за прямоту обижаться не будем?
— Не будем. Говори!
Санька сделал глубокий вдох, словно собираясь нырнуть на дно Воложки, чтобы достать грязи, как это делают все мальчишки, когда хотят продемонстрировать свое ныряльное мастерство.
— Говори же! — снова поощрила его Ирина, надавливая маленькой, но сильной ручкой на плечо.
— Хорошо,— согласился Санька,— скажу, но, чур, без обид!.. Ты — красива. Может быть, даже очень. Стоит мне закрыть глаза, как твое лицо сразу же передо мной, до того реально, до того ярко, что хочется погладить его.
Ирина слушала Саньку, затаив дыхание. Нет, это не было банальным объяснением в любви, это было что-то новое, сильное, пугающее. Настолько пугающее, что у нее по спине пробежали мурашки. А Санька продолжал:
— Ты знаешь, мне было бы с тобой очень хорошо, если бы не…— Он замялся.
— Что «не»? Говори смелей! — ей не терпелось заполучить поскорее в руки тот ключик, который поможет отомкнуть сложный мир души этого мальчишки — так непохожего на других!
Но он не спешил открывать ей самого заветного, пытаясь сам проникнуть сквозь ее расширенные зрачки в глубь мятущейся Ирининой души.
— Ну же!..— она даже нахмурилась.
— Нет, в другой раз! — рассмеялся Санька, разглаживая пальцем ее морщинки.— Убери, а то весь новый год будет хмурым!
Девушка рассмеялась. Легкое прикосновение его пальцев к бровям вызвало у нее такую нежность, что перехватило дыхание и на глаза набежала легкая дымка.
Она уронила свою красивую голову ему на плечо.
— Не надо! — с трудом выдохнул он.— Тут же люди… Борис и Настя…
— Ну и плевать!..
Санька поразился ее решительности, и это подействовало на него отрезвляюще. Он хотел было отстраниться, но побоялся обидеть ее. Из затруднительного положения вывел патефон. Пластинка замедлила свое вращение, музыка хрипнула в последний раз и умолкла.
— Завод кончился,— обрадовался Санька,— пойдем заведем! — он подхватил ее под руку и потянул к патефону. Появилась Зойка в сопровождении Кимки и объявила:
— Жаркое готово, просим гостей за стол!
Попарно чинно двинулись к столу.
— Ох, жрать хочу, братцы мои, до потери сознания! — объявил Кимка, нагружая себе на тарелку картошки.— Заяц, ты уж пока сама за собой поухаживай!
Ирина, не дожидаясь, когда застеснявшийся Санька придет в себя и примется ухаживать за ней, начала деятельно хлопотать над его тарелкой — положила картошки, рыбы, консервированного мяса.
— Кушай, Санечка, кушай! — потчевала она.
«А за мной так никогда не ухаживала!» — с завистью подумал про себя Солнышкин, а вслух сказал:
— Лопайте, братия, набирайтесь сил, впереди бессонная ночь, боюсь, что скисните, и мне одному придется развлекать сразу трех «прекрасных дам»!
— Не придется,— пообещал Санька, налипая в стаканы лимонад.— За окончательную победу над врагом! — предложил он.
Все подняли рюмки, чокнулись. Ровно в двенадцать подняли рюмки с шампанским. Снова провозгласили «За победу!», «За дружбу!», «За любовь!». Потом танцевали. Плясали цыганочку и русского. Борис веселился больше всех.