«Он будет идеальным мужем!» — подумала Ирина.
Голову Мусеньки венчала огненно-рыжая шевелюра, завитая природой в мелкие колечки, не красил Михаила Константиновича и большой, бульбочкой, нос. Зато коричневые бархатистые глаза впечатляли и потом на Ирину они глядели с таким обожанием, что Мусенька стал ей даже чем-то приятен.
Не пропустила она мимо ушей и шепот папеньки, в деловой хватке которого не сомневалась:
— Будь умничкой, дочка, не упусти своего счастья. Беловы птицы столь высокого полета, что тебе и во сне не снилось! — Такой оценки у Григория Артамоновича не удостаивался еще никто.
У Мусеньки оказалась персональная легковая машина. Это тоже в ее глазах кое-что значило. Выпив коньяку и закусив черной икоркой — подарок интенданта! — все вместе поехали кататься по ночному городу. Заночевали у Беловых, занимающих многокомнатную отличную квартиру в центре города. Обо всем этом Ирина, конечно, ни словом не обмолвилась. Зато подарок Саньке преподнесла удивительный — круглые наручные часы — мечта всей его жизни!
Мария Петровна засомневалась было, нужно ли сыну принимать столь дорогое подношение, но Ирина сумела убедить и мать и сына, что в этом нет ничего дурного: часы, мол, все равно лежали у нее без дела, а теперь будут приносить пользу рабочему человеку, которого она любит… Последние слова были сказаны только для Марии Петровны. Санькина мама неожиданно для себя даже прослезилась.
«В последнее время нервы у мамы сдавать стали! — с грустью подумал Санька.— Еще бы! От отца вот уже полгода ни одной весточки!»
«В тылу он,— под большим секретом пояснил Бородин,— а как дела у него идут там, не знаем… Связь потеряна. Но Григорий Григорьевич опытный разведчик, будем надеяться, что все обойдется…»
…Обо всем, что у него наболело, Санька говорит сейчас Нине. В глазах девушки сочувствие и полное понимание. Уже полгода они работают бок о бок. По мастерству Нина обогнала не только Саньку, но и более выдающихся токарей. За эти месяцы она заметно похорошела, лицо ее чуточку похудело, а плечи, грудь округлились, и движения стали еще более плавными.
Когда переговорили обо всех Санькиных болях и «болячках», Нина поведала о своих.
— Не знаю, что и делать,— начала она, с трудом преодолевая внутреннюю скованность.— Борька Солнышкин просто проходу не дает! Говорит, если я не стану с ним «любовь крутить»,— она робко взглянула Саньке в глаза, желая узнать, понял ли тот, и, увидев, что он утвердительно кивнул головой, продолжила,— то он напустит на меня банду Митеньки.
— И ты испугалась?! — вскипел Санька.— Да мы ему такое устроим!.. И почему ты до сих пор молчала? Мало ему Настеньки, задурил голову девчонке, учиться, говорят, бросила… А теперь к тебе подкатывается!.. А на Митеньку ты наплюй с третьего этажа! Однажды мы его уже усмиряли: на полгода исчезал, теперь, значит, объявился и за старое? Не выйдет!..
Помолчали.
— Нин, а почему ты ни с кем не дружишь по-настоящему? — Санька невольно залюбовался ее красивыми, тонкими чертами лица.— Вон ведь какая красивая! Половина заводских ребят по тебе вздыхает! Возьми хоть Лешку Рогаткина. Богатырь, бунтарь! А молви ты ему ласковое словечко — и покорно хвостиком завиляет!
Нина покраснела.
— Лешка, конечно, настоящий парень! Видный, честный, но…— она отвернулась, пряча от собеседника нежные огоньки, вспыхнувшие в ее глазах.
— А что это за «но»?
— Много будешь знать, скоро состаришься! — Нина, как видно, уже справилась со смущением. На ее красивых губах заиграла таинственная улыбка, такая дразнящая, такая ускользающая от понимания, что Санька остолбенел.
— Ты чего? — поддразнила она Саньку, хотя прекрасно понимала, что творится у него в душе.— Не прозрел? Значит, мал еще, чтобы задавать такие вопросы. Вот подрастешь немножечко, тогда и объясню.— И она невольно вздохнула.
— А ну тебя! — отмахнулся Санька.— Я тебе всю душу нараспашку, а ты раз, два — и в свою норку!
Подошел Рогаткин.
— Опять филоните? — покачал он лобастой светлой головой.— А у меня в кармане повестка…
— На фронт, значит? — Санька с завистью смотрит на Лешку.— Все-таки своего добился?
— Добился… Сняли с брони. А Бориса Солнышкина, слышно, поставили.