— Врешь, не уйдешь! — вопит Санька. А вражеские самолеты продолжают пикировать на нефтебазу. Дождем сыплются фугаски и зажигалки. Взрывы прижимают ребят к земле.
«Мимо!.. Мимо!..» — машинально отмечает Подзоров, вдавливаясь в землю, пахнущую духмяными травами. Тут взрыв неимоверной силы сотрясает округу. Одна из фугасок угодила в бензобак.
«Теперь и небу станет жарко! — думает Санька.— Надо уносить ноги, пока не поджарились в мазутном пекле!» — Он подает команду к отступлению.
— А этого куда? — спрашивает Махотка, толкая ногой лежащего в беспамятстве Митеньку.
— Придется тащить на загорбке! Бородину он, наверное, еще как нужен!
И разведчики, взвалив Сарлутова на плечи, поспешно отходят от пылающей нефтебазы.
Баки рвутся один за другим, к покрасневшему небу взлетают покореженные листы стали и целые озера мазута.
— Что это? — Махотка проводит по волосам.— Никак, дождь? — И смотрит на руку.
— Дождь,— угрюмо соглашается Санька,— только мазутный…
Ребята бегут что есть силы, следом за ними ползут пылающие языки горящей нефти.
«Как там Кимка? — думает командир пикетчиков с опаской,— не зацепило ли его взрывом, ведь первый бак взорвался в той стороне, где дозор нес Урляев». Ленька Слон, конопатый дылда, откликнулся на Санькин сигнал, а Урляев молчит.
За речушкой, отделяющей нефтебазовские владения от поселка Глинка, остановились.
Взрывы продолжали сотрясать округу, пламя поднималось все выше и выше, казалось, языки его вот-вот ударят по краю луны, оттого та и поспешила прикрыться черной тучей.
В близлежащем нефтебазовском поселке загорелись три деревянных многоквартирных дома. Началась паника. Женщины с детишками на руках, мужчины с чемоданами и узлами бегут, не помня себя, подальше от грохочущего ада, под защиту обвалованных берегов Воложки. А следом ползут огненные щупальца взбесившегося спрута, одинаково жадно пожирающего нефть, бензин, мазут и смазочные масла…
Ребята с тревогой глядят на погорельцев. Митенька Сарлутов приходит в сознание, он испуган, даже стонать не решается. Он лежит на глинистом бугорке возле ног пикетчиков и с ужасом глядит на дело рук своих. Он понимает: вражеские летчики вышли на цель только благодаря его сигналам.
Заметив, что Сарлутов в сознании, Санька спрашивает:
— Кто был с тобой?
Митенька закрывает глаза. «Не скажу… Все равно мне крышка!..» — думает он.
— Врешь, все равно скажешь! — Санька зло щурится,— выложишь все, что надо! — И он поднимает трубу над головой.— Ну!..
Сарлутов взвизгивает тоненьким голоском:
— Ни-и-и!.. Не надо!.. Скажу!.. Старшим был… Степка… Могила…
«Так я и думал! — про себя сказал Санька.— Значит, не ошибся… А Федор-то! «Жадина» и «кулак»!.. Вот это маскировочка!.. Нет, Степка, тебе от чекиста не уйти!»
— Ура, Кимка идет! — завопил Махотка.
— Где? Где?! — Санька крутит головой, отыскивая друга глазами.
— Да вон же!.. Девочку какую-то несет на руках!..
Теперь и Санька увидел запропавшего друга. Кимка брел в толпе погорельцев, рядом с простоволосой женщиной, одетой в ночную рубашку и теплое пальто. В одной руке у нее был самовар, в другой решето. Она всхлипывала и что-то причитала. Девчушка лет четырех-пяти, обнимавшая Кимку за шею, была закутана в белый пуховый платок. Девочка не плакала, хотя в ее огромных глазенках вместе с отсветами пламени плясал страх.
Кимка что-то говорил девочке и ее матери.
«Наверное, успокаивает»,— догадался Санька.
— Урля-ев! — крикнул Махотка.— Мы здесь!..
Кимка передал девочку матери, а сам поспешил к друзьям. Когда он приблизился, все ахнули: волосы у Кимки сгорели чуть ли не до корней, на левой щеке и на лбу надулись огромные волдыри, обожжена была и шея.
— Жми быстрее в заводской медпункт — нужна срочная перевязка! — приказал Санька.— А мы вот этого гада к Бородину поволочем!
Кимка только теперь увидел пойманного ракетчика.
— Митенька? Атаман?
— Фашист и предатель! — поправил Санька.— И откуда только такие вот иуды берутся?! А ну, поднимайся!..
Махотка и Ленька Слон подхватили Сарлутова под мышки и поставили его на ноги.
— Идти можешь? — спросил Санька.
— Могу…
Митенька, бережно поддерживая левой рукой перебитую правую, попробовал сделать несколько шагов. Лицо его перекосилось от боли, сильнее всего давало себя чувствовать раздробленное правое плечо.
— Ничего, доковыляешь! — решил за Митеньку Ленька.— Если потребуется влить толику энергии, спроворим в два счета! — и он показал Митеньке кулак величиной с дыньку «колхозницу». Сарлутов заработал ногами попроворнее.