Вот что она ему сказала тогда. «А когда это было? — Санька начал по пальцам подсчитывать дни.— Неужели с той поры прошло уже десять дней? Да… десять!.. А мама — когда она уехала под Грязцы? Неужели минуло полмесяца? И как же стремительно летит время! — Неожиданно с теплым чувством вспомнил: — И Настенька с ней!..»
Но тут же сказал себе строго: «Об этой тоже думать не стоит, не такой она субъект. Вот Нина Думбадзе — человек! Чем-то мы с ней схожи! Кстати, куда же ее услали? Борька говорит, в длительную командировку, а куда? Непременно надо узнать. Завтра же спрошу у Говорова…» — с этой мыслью незаметно для себя он уснул.
Глава пятнадцатая
Утром на заводе все разговоры начинались с одного:
— Вы слышали? Наши-то молодцы как отличились?
— Кто?
— Да опять эти неразлучные — Урляев с Подзоровым.
— И что же они?
— Как, вы и вправду ничего не знаете? Так слушайте!..— и начинался подробнейший рассказ о том, как отважные пареньки ловили ракетчиков, а когда на нефтебазе начался пожар, спасали людей — женщин, детей, стариков…
По свидетельству «очевидцев» выходило, что Санька и Кимка прошлой ночью задержали и убили, по крайней мере, десять ракетчиков и спасли не менее ста детей и бабушек.
Кимка заявился на завод в таком виде, что даже те, кто обычно сомневался в самом очевидном, и они поверили в сногсшибательные подробности Кимкиных похождений.
Вся голова, шея и значительная часть лица Урляева были укутаны в марлевую броню. Незапеленутыми оставались только глаза и кончик носа. Правая рука у Кимки тоже была в бинтах.
Героя обступили со всех сторон.
— Ну, как ты? — сочувствовали.— Сильно болит?
— Зверски! — соглашался Кимка.
— А разговаривать-то можно? Смотри, если врач запретил, ты уж того… не отвечай на наши вопросы.
Кимка задумался. Как быть? Сказать, что запретили, перестанут расспрашивать, а ему так хотелось пофасонить. Что ни говори, а в героях ходить приятно! Если же сознаться, что разговаривать не запретили, чего доброго, решат еще, что ранение (ожоги он про себя называл ранением) пустяковое, и потеряют к его особе всякий интерес. Поэтому вслух на коварный вопрос не ответил, а промычал что-то неопределенное, сопроводив мычание столь же неопределенным жестом. И каждый слушатель сделал для себя тот вывод, который больше всего его устраивал.
Поначалу в цехе славу воздавали двум героям, с появлением же «рыцаря забинтованного образа» про Саньку как-то забыли. И это естественно — Подзоров не имел ни единой царапины, то есть ничем не отличался от вчерашнего Подзорова, чуточку замкнутого, чуточку мечтательного паренька. И потом, когда его стали расспрашивать о ночных подвигах, он попросту отмахнулся, мол, ничего особенного не произошло — задержали ракетчика, и все…
От него, может быть, так легко не отстали бы, но тут появился забинтованный Урляев, и все внимание перешло на него.
Необычное требует необычного обрамления. Этот неписаный закон Кимка усвоил давным-давно и накрепко. Вот почему на публике он выкладывался весь, до донышка!
Словно бы невзначай Кимка выдавал такие подробности о «битве с отрядом ракетчиков», что Санька диву давался. Несколько раз он собирался вмешаться в Кимкину художественную импровизацию, но Урляев бросал на своего друга столь выразительные взгляды, что Саньке ничего не оставалось делать, как слушать и… краснеть.
Зато все остальные слушали, что называется, открыв рты и затаив дыхание, боясь пропустить хотя бы одно слово из Кимкиного рассказа.
Битва с ракетчиками в его варианте выглядела весьма красочно, хотя и не совсем правдоподобно. Но слушатели не были привередливы.
— Ну, и чем же все кончилось?! — поинтересовались они, когда Кимка выложился.
— Чем-чем?.. Ясно, чем! Предводителя ракетчиков приволокли в НКВД, а остальных перекокали.
— Вот это да! — на Кимку глядели, как, скажем, могли бы смотреть на ожившего Суворова или там на Чапаева!
Кимка упивался собственной славой, глаза его изливали потоки дружеского расположения и благодарности к тем, кто его так внимательно слушал, кто в него поверил, благодаря чему Кимка и сам поверил в свое геройство. Ну, подумаешь, что-то было не так ярко, не так красочно, но все-таки геройство они совершили? Совершили! Так чего же тогда его лучший друг смотрит на него волком? Почему он ему показывает из-за спины кулак? Разве это по-товарищески? А потом, если сегодня потребуется и если обстоятельства сложатся благоприятно, разве он, Кимка, не совершит тех подвигов, о которых так вдохновенно пела его душа? Совершит и не такое, а в сотни и тысячи раз потруднее, поотчаяннее!