— Бензин Сталинграду,— пояснил капитан.
— Ну что ж, эта мина вам уже зачтется,— сказал Бородин поверженному врагу, продолжавшему злобно поблескивать глазами.— Ну а за гулю на черепе извините, до свадьбы заживет!..
Остальные мины Чемодана Чемодановича в данный момент для судов опасностью не угрожали, они находились на отстое. Дядя прятал их до поры до времени в мелководном заброшенном култуке. Завтра их заберут военные моряки, еще и службу нам сослужат!
Новых попыток к побегу Дядя больше не предпринимал; домой чекисты возвращались без приключении. Начали вылавливать подручных Быка, тех, кто до сего дня еще оставался на свободе.
Глава девятнадцатая
Лена снова трудилась в инструменталке. Но каждую свободную минуту отдавала реммастерским. Здесь, на ударном комсомольском объекте, она делала все, что ей поручали, будь то электросварочные, будь то малярные работы. Огонек ее упорства не давал угасать энтузиазму в горячих комсомольских сердцах.
А атмосфера вокруг накалялась и в прямом и в переносном смысле. Вторую неделю продолжали полыхать нефтебазы. Вслед за нефтебазой, подожженной на заводе, запылала Ножовская яма…
Над городом нависли черные жирные тучи, из которых мелкими капельками падал на землю мазут.
Заводчане, возводившие оборонительный рубеж в восемнадцати километрах от Трусова, северо-западнее города, под селеньем Грязцы, с тревогой глядели на багровое от пожаров небо.
Марии Петровне приходилось успокаивать напуганных девчонок. Каждая втайне оплакивала гибель своих родных, потому что каждой казалось, что огонь свирепствует именно там, где еще вчера был ее дом, где жили ее родные.
У Подзоровой у самой сердце сжималось от дурных предчувствий. «Что там с Санькой?» — думала она, но тревоги своей никому не выдавала.
Когда к ней с успокоительными вестями от Бородина пришел Федор Сундучков, она впервые после многих бессонных ночей уснула спокойно. Но утром беспокойство вернулось. Предчувствие дурного не проходило.
«Да что это я ни с того ни с сего труса праздную?! — укоряла она себя.— Мне в девчонках дух поднимать надо, а я…» — Она вышла из парусиновой палатки-шалашика, зачерпнув из эмалированного бидончика кружку воды. Экономно ополоснулась — пресной воды на рубеже не хватало, водовозы не успевали подвозить ее с Волги на сивках-бурках в дубовых бочках.
Налетели воробьиной стайкой девчонки, зачирикали, защебетали:
— Мария Петровна, говорят, к вам заходил кто-то из наших, из заводских?
— Мария Петровна, как там?.. Где пожар?.. Говорят, все заводы превращены в груды развалин?!
— Мария Петровна, неужели уже есть приказ Астрахань сдавать врагу без боя?
— С чего вы взяли? Кто вам такую ерунду надул в уши? — Подзорова глядит на растерявшихся девчонок и говорит, словно диктуя диктант: — Разве вы забыли слова Сергея Мироновича Кирова, сказанные в годы гражданской войны? — И, выделяя интонацией каждое слово, торжественно, как клятву, произносит: — «Пока в Астраханском крае есть хоть один коммунист, все устье Волги будет нашим, советским…»
— Так значит, Борька наврал нам?! — растерянно произнесла Казанкова.— Но ведь он дал честное комсомольское, что все сказанное им — сама истина!
— Это какой еще Борька? — Мария Петровна обеспокоена. Слухи явно провокационные. Мерзавца надо вывести на чистую воду. Как только в поле зрения появится Сундучков, она расскажет ему о провокаторе.— Так какой же это Борька — редька горька? — повторяет она.
— Да тут один из горкома комсомола, дня два, как объявился,— пояснила Настенька.
— А ты уверена, что он именно тот, за кого себя выдает?
— Но он…— Настенька растерянно разводит руками,— но он раньше на нашем заводе работал и потом… знает всех наших…
— Кого же, например?
— Бородина… Григория Григорьевича… Кимку… Вашего Александра…
— Так… А еще кого?
Настенька покраснела:
— Меня…
Объяснения Казанковой не сняли подозрений, наоборот, насторожили Подзорову еще сильнее. Сундучков, рассказывая о заводских делах, сообщил об аресте подручных Быка. И Мария Петровна сделала логический вывод: «представитель горкома комсомола» ниточка из той сети, которую успешно расплетают Бородин и его товарищи.
— Вот что, девочки,— Марин Петровна свела брови.
«Совсем, как Санька,— подумала Настенька с какой-то болью.— Дура я дура, и почему не удержала около себя чистого, хорошего парня? Зачем затеяла игру с лощеным пустозвоном?! — Но тут же заставила замолчать заговорившую совесть.— А он?! Разве он не предал меня во имя дружбы с ломакой Ириной?!»