Сергей Николаевич развел руками, показывая, что в данном случае он пасует! Мария Петровна неприметно вздохнула. Сердечные дела сына не могли не волновать ее, тем более, что та, с которой у Саньки дружба день ото дня крепла, настораживала Подзорову своим стремлением главенствовать везде и во всем, за показной добротой и за блеском улыбок проглядывала скрытая жестокость. Эти неотрадные выводы матери подсказывало ее сердце, ум же пока опрокидывал их… Пока…
Сенька Гамбург, не слишком-то балующий своих приятелей письмами, на этот раз отличился — прислал толстенное послание.
— Труд многих лет! — сострил Санька.— История страдающей души!
И точно, на восьми страницах Сенька расписывал душевную щедроту «капитанской дочки», с которой он договорился о дружбе «на веки вечные», и лишь в конце друзьям сообщалось существенное:
«Учиться перехожу на заочное отделение, оформился рулевым на танкер «Америка». Рейсы Баку – Астраханский рейд, Баку – Красноводск, Баку – Махачкала… Ах, встретиться бы!..
Ваш Семен Васяткин.
(Гамбург)
24 декабря 1941 года».
Смена подходила к концу. Санька бросил взгляд на цеховые часы, висящие на стене, отгораживающей токарный от слесарного.
«Еще полчаса!..— глянул на соседний станок, где Кимка орудовал на своем «архиоптериксе».— Интересно, сколько он обработал колесных болтов? Больше его, Саньки, или меньше?»
Кимка же, в свою очередь, ревниво покосился на Санькину готовую продукцию.
— Сколько? — наконец не выдержал он.
— Двадцать пять. А у тебя?
— Двадцать пятый дотачиваю.
— Шабашим?
— Угу!
Подзоров выключил станок, поиграл свежевыточенным болтом на ладони, начал протирать станины. Отогнал каретку вправо, снял резцы, протер их, убрал в инструментальный шкафчик.
Подошел контролер ОТК, миловидная молодая женщина.
Она быстро пересчитала болты, промерила размеры, полюбовалась отделкой, похвалила:
— Молодец, парень! Снова на сто двадцать дневное задание вытянул!..— Дала Саньке клеймо и рушничок, попросила: — Отстучи, пока я буду проверять мастерство твоего друга.
— За Кимку я ручаюсь! — горячо заверил Санька.— Он прирожденный мастер по обработке металла…
Женщина улыбнулась, на ее полных щеках заиграли симпатичные ямочки.
— Да, Урляев — будущая звезда нашего завода!.. Эх, котятки вы, котятки, вам бы учиться, да в казаков-разбойников играть, а вы над станком плечи сутулите! — Она помолчала, словно обдумывая сказанное самой же, потом добавила: — А может, эта закалка и к лучшему? Потрет вас жизнь, покрутит в лад своей трансмиссии, глядишь,— по высшему классу пойдете, к науке ли повернетесь, на заводе ли останетесь… Сам-то ты как на это смотришь?
— Положительно! — рассмеялся Санька.— Цену всему настоящему знать будем! Однако сегодня сорок первый уже на исходе. Спешить надо!
— К девчонкам небось?! — женщина снова засияла.— Слыхала, как же, говорят, дочку нашего главного полонил, а?
— Чья она дочка, меня это не интересует,— нахмурил брови Санька.
— Ежик! — покачала головой женщина.— Ну да ничего, наш брат мягонький, все твои колючечки пригладит так, что и не заметишь! — она снова улыбнулась.— Красивая, что ли?
— Очень.— Теперь и Санька засиял своими ямочками.
Пока Санька и контролер ОТК переговаривались, Кимка под шумок сумел довести до кондиции еще один болт.
— Двадцать шесть! — выпалил он, победно поглядывая на приятеля.— Моя взяла!
— Ну что ж, раз взяла, то взяла!.. Девчонкам только не хвастайся. Ишь тихарик выискался. Пока люди обсуждают мировые проблемы, он кует личное счастье да еще после этого смеет называться лучшим другом! — Санька хотел сделать вид, что сердится на Кимку, но не смог, до того плутовато-счастливая рожица была у новорожденного. Колдовство над металлом доставляло изобретательному Урляеву столь высокое удовольствие, о котором он даже и в книжках не читал. Если для Саньки отдельная деталь была всего лишь деталью, то Кимка видел в ней живое существо. Если Санька воспринимал обработку металла лишь на глаз, то Кимка мог точить даже на слух. Самые опытные мастера о таком не слыхивали. Лишь один Захаркин умел «слушать металл». Узнав, что в цехе появился новый «композитор по металлу», Александр Захарович поспешил познакомиться с ним. Пригласил к своему ДИПу, включил его, подвел к стальной болванке резец и заставил Урляева определить по слуху толщину снимаемой стружки.
Кимка насторожился, послушал минуту, другую и твердо объявил, что стружка три десятых миллиметра. Захаркин взял микрометр и, измерив, ахнул.