«Почему мы плачем от горя?» — думала тетушка. Собаки, олени, птицы — все страдают в полном молчании и с сухими глазами. Но это страдания животных. Наверное, мы просто по-разному выживаем.
— У тебя доброе сердце, — сказала она. — Некоторые люди были бы готовы проклинать ее искалеченное тело за то, что она продала маленьких-девочек. — Молоко было на грани скисания. В сахарнице темнели крупинки от мокрых кофейных ложек.
— Я никогда не поверю, что она продала детей. Никогда, — плакал Куойл. Он ударился ногой о стол. Заскрипел диван.
— Может, она их не продавала. Кто знает? — утешала его тетушка. — Да, у тебя доброе сердце. Ты унаследовал его от Шона Куойла. Твоего бедного дедушки. Я никогда его не видела. Он умер до моего рождения. Но я часто видела его фотографии. У него на шее висел зуб мертвеца на веревочке, чтобы отпугивать зубную боль. Они в это верили. Мне рассказывали, что у него был очень хороший характер. Он смеялся и пел. Над ним мог подшутить кто угодно.
— Судя по твоему рассказу, он был глуповат, — всхлипнул Куойл в свою чашку.
— Ну, если и был, то я первый раз об этом слышу. Говорят, когда он опустился под лед, то крикнул: «Увидимся на небесах!»
— Я слышал эту историю, — сказал Куойл. Его рот был полон соленой слюны, нос распух. — Он был совсем мальчишкой.
— Да, двенадцать лет. Охотился на тюленей. Он ловил столько же бельков, сколько иные взрослые мужчины. Потом у него случился приступ, и он упал под лед. В 1927-м.
— Отец иногда нам об этом рассказывал. Только ему не могло быть двенадцать лет. Я никогда не слышал о том, что он умер в двенадцать лет. Если он утонул, когда ему было двенадцать лет, он не мог быть моим дедом.
— Ой, ты не знаешь жителей Ньюфаундленда. Даже в возрасте двенадцати лет он мог стать отцом твоего отца, но не моим отцом. Моя мать, твоя бабушка, сестра Шона, Эдди, после смерти молодого Шона сошлась со вторым братом, Турви. А когда и он утонул, она вышла замуж за Коки Хамма, который и стал моим отцом. Прожила в доме на мысе Куойлов много лет. Там родилась я, потом мы переехали в Кошачью Лапу. В 1946 году мы уехали, когда моего отца убили…
— Он тоже утонул, — отозвался Куойл. Он слушал вопреки самому себе. Высморкался в бумажную салфетку и положил ее на край своего блюдца.
— Нет. Мы поехали на чертов залив Кошачья Лапа, где эта толпа обращалась с нами как с грязью. Там была ужасная девушка с ярко-красной экземой на брови. Она кидалась камнями. Потом мы переехали в Штаты. — Тетушка запела: — «Скорбит Терра Нова по покидающим ее сердцам». Это единственные слова из песни, которые я помню.
Куойла возмущала сама мысль о том, что участник инцеста, подверженный припадкам малолетний убийца тюленей мог быть его дедушкой, но у него не оставалось выбора. Семейные тайны.
Когда ворвалась полиция, фотограф в грязных жокейских штанах что-то лаял в телефон. Голые дочери Куойла разлили по кухонному полу средство для мытья посуды и весело по нему катались.
— Очевидных следов сексуального насилия не обнаружено, мистер Куойл, — сказал голос в телефоне. Куойл не понял, был ли говорящий мужчиной или женщиной. — Там была видеокамера. По всей квартире были разбросаны пустые кассеты, но камера, наверное, была сломана, или что-то в этом роде. Когда полицейские ворвались в квартиру, он говорил по телефону с магазином, в котором купил эту камеру. Ругался со служащим. Детей осмотрела педиатр, специалист по детской травматологии. Она говорит, что нет никаких свидетельств о том, что он сделал с ними что-либо физически, за исключением того, что раздел и обстриг ногти на руках и ногах. Но у него явно были определенные намерения. Куойл не мог произнести ни слова.
— Дети находятся с миссис Бейли в офисе социальной службы, — говорил голос неопределимой половой принадлежности. — Вы знаете, где он находится?
Саншайн была вся измазана шоколадом и возилась со сложным устройством, активизировавшим целую цепочку пластмассовых механизмов. Банни спала в кресле. Ее зрачки двигались под фиалковыми веками. Он вынес их на улицу и посадил в машину, сжимая в больших горячих руках и шепча, что любит их.
— Девочки очень похожи на Финни и Фанни в детстве, на моих младших сестер, — сказала тетушка, кивая головой. — Вылитые. Финни сейчас в Новой Зеландии. Она морской биолог, об акулах знает все. Этой весной сломала бедро. Фанни живет в Саудовской Аравии. Она замужем за соколиным охотником и должна носить на лице черную тряпку. Идите-ка сюда, малышки, и обнимите свою тетушку, — сказала она.
Но дети бросились к Куойлу и ухватились за него, как падающий человек цепляется за оконный выступ. Как поток электрических частиц замыкает цепь. Они пахли средством для мытья посуды «Сиерра Фри», календулой и мятой. У тетушки было непонятное выражение лица, когда она наблюдала за ними. Может быть, это была жажда?
В эту тяжелую минуту Куойл увидел сильную и стойкую немолодую женщину. Его единственную родственницу.
— Останься с нами, — сказал он. — Я не знаю, что мне делать. — Он ждал, что его тетушка покачает головой и ответит, что нет, она должна возвращаться домой и может задержаться всего лишь на минутку.
Она кивнула.
— На несколько дней. Помогу вам наладить жизнь. — Она потерла ладони так, будто официант только что поставил перед ней блюдо с деликатесом. — На это можно посмотреть и с другой стороны, — сказала она. — У тебя появился шанс начать все сначала. В новом месте, с новыми людьми и новыми перспективами. С чистой страницы. Понимаешь, когда ты начинаешь жизнь сначала, то можешь стать кем угодно. В некотором смысле я делаю то же самое.
Она на минуту задумалась.
— Хотите познакомиться с Уоррен? — спросила она. — Уоррен сидит в машине и видит сны о днях былой славы.
Куойл представил себе дряхлого мужа тетушки, но Уоррен оказалась собакой с черными ресницами и обвисшей мордой. Когда тетушка открыла заднюю дверь, собака зарычала.
— Не бойтесь, — сказала тетушка. — Уоррен больше никогда никого не укусит. Два года назад ей удалили все зубы.
4 Изгнанный
Изгнанный — матрос, член команды, вынужденный из-за чрезвычайного происшествия покинуть корабль.
Цвет лица Куойла напоминал плохую жемчужину. Он вжимался в свое сиденье на пароме, который направлялся к Ньюфаундленду. Ветровка была сложена под его щекой, и локоть был мокрым там, где он его залил слюной.
До него доносился запах морской воды, краски и свежесваренного кофе. Когда бегут от злой судьбы, то обычно это не сопровождается публичными выступлениями ораторов или оружейными залпами в кинотеатрах. Никто не обращал на них внимания. Пассажиры пели «Еще один доллар для меня», раскачиваясь над своим виски.
Банни и Саншайн стояли на сиденьях напротив Куойла и не отрываясь смотрели через стеклянное окно в комнату игр. Стены, покрытые малиновой пленкой, потолок, отражающий головы и плечи, как разрозненные части тела, как рисунки на старинных открытках с поздравлениями с Днем святого Валентина. Дети рвались к музыке воздушных пузырей.
Рядом с Куойлом лежал комок тетушкиного вязанья. Спицы кололи его ногу, но он не обращал на это внимания. Его тошнило. Паром двигался навстречу Ньюфаундленду и его шансам начать новую жизнь.
Тетушка привела веские доводы. Что его держало в Мокингберде? Безработный, вдовец, родители умерли. К тому же у него появились деньги, выплаченные по страховке за смерть Петал — в результате несчастного случая, — повлекшую за собой изуродование тела. Тридцать тысяч супругу и по десять тысяч на каждого ребенка, рожденного в браке. Он не думал о страховке, но тетушка сразу же о ней вспомнила. Дети спали, Куойл и тетушка сидели за кухонным столом. На тетушке было длинное фиолетовое платье, а в ее чай была добавлена капля виски. Перед Куойлом стояла чашка с овантином. Это поможет ему уснуть, так сказала тетушка. Голубые таблетки снотворного. Ему было стыдно, но он их проглотил. Ногти были обкусаны до кожи.