Выбрать главу
***

На кух­не Уэй­ви воз­ле ок­на сто­ял ра­бо­чий стол, на ко­то­ром она по­кры­ва­ла жел­той крас­кой ми­ниа­тюр­ные гру­зо­ви­ки, ко­то­рый де­лал ее отец. На ка­ж­дом из них бы­ла вы­ве­де­на кро­хот­ная над­пись: «Сто­ляр­ная мас­тер­ская бух­ты Муч­ной Ме­шок». Она шку­ри­ла и кра­си­ла под­став­ки для сал­фе­ток с изо­бра­же­ни­ем ре­си­ве­ра, де­ре­вян­ные ба­боч­ки для ту­ри­стов, ко­то­рые они при­би­ва­ли к тор­цам сво­их до­мов, и ча­ек, стоя­щих на од­ной но­ге. Кен раз­во­зил эти по­дел­ки по су­ве­нир­ным ма­га­зи­нам по все­му по­бе­ре­жью. Они хо­ро­шо про­да­ва­лись.

— Я знаю, что это де­ла­ет­ся для ту­ри­стов, — ска­за­ла она. — Но не ви­жу в этом ни­че­го пло­хо­го. При­лич­ная ра­бо­та, ко­то­рая при­но­сит не­пло­хой за­ра­бо­ток.

Ку­ойл про­вел паль­цем по тща­тель­но вы­пол­нен­ным швам и глад­кой крас­ке и ска­зал, что на­хо­дит по­дел­ки дей­ст­ви­тель­но не­пло­хи­ми.

Ма­лень­кий дом был на­пол­нен яр­ки­ми цве­та­ми, буд­то под су­хой ко­жей Уэй­ви пря­та­лась мя­теж­ная ду­ша. Фио­ле­то­вые сту­лья, объ­ем­ные алые с го­лу­бым ков­ри­ки, рас­пис­ные бу­фе­ты и двер­ные ко­ся­ки. Оку­на­ясь в этот цвет, она буд­то ли­ша­ла се­бя при­над­леж­но­сти к че­ло­ве­че­ско­му ро­ду, к жен­ско­му по­лу.

Сан­шайн боль­ше все­го нра­вил­ся шкаф со стек­лян­ны­ми двер­ца­ми, за ко­то­ры­ми стоя­ли бе­лая суп­ни­ца, ряд та­ре­лок с пла­ваю­щи­ми по кай­ме ры­ба­ми и че­ты­ре зе­ле­ных бо­ка­ла для ви­на. На ниж­них двер­цах Уэй­ви на­ри­со­ва­ла соб­ст­вен­ный дом с ог­ра­дой и от­цов­ский дво­рик с де­ре­вян­ны­ми фи­гу­ра­ми. Сан­шайн от­кры­ла двер­цу с от­цов­ским дво­ри­ком. Она из­да­ла тон­кий скрип. Сан­шайн не мог­ла сдер­жать смех.

28 Захват конькобежца

Для то­го что­бы спа­сти че­ло­ве­ка, упав­ше­го в по­лы­нью, и упав­ше­му и спа­саю­ще­му на­до со­гнуть паль­цы внутрь ла­до­ни, что­бы об­ра­зо­вал­ся за­хват. Ног­ти долж­ны быть ко­рот­ко об­ре­за­ны.

«КНИ­ГА ЭШ­ЛИ ОБ УЗ­ЛАХ»

Те­туш­ка вы­шла прой­тись. Ей нуж­но бы­ло от­дох­нуть от Ку­ой­ла и его де­тей, на­хо­див­ших­ся в до­ме. От то­по­та Сан­шайн и ее пря­мых во­про­сов. От ау­дио­за­пи­си, по­да­рен­ной На­тби­мом, ко­то­рую Бан­ни кру­ти­ла без ос­та­нов­ки, рас­тра­чи­вая ба­та­рей­ки. В по­след­ние дни ок­тяб­ря над по­бе­режь­ем раз­но­сил­ся гро­хот, по­хо­жий на ору­дий­ные зал­пы. Пред­вест­ник ско­ро­го раз­рас­та­ния льда. Пти­цы уле­та­ли с шель­фа на за­пад. Ис­то­щен­ная сем­га ле­жа­ла глу­бо­ко в рус­лах рек под ле­дя­ной кор­кой или вы­хо­ди­ла в мо­ре.

Она дош­ла до ма­лень­ко­го пру­да. Вспом­ни­ла его. Оваль­ное зер­ка­ло во­ды, ок­ру­жен­ное ко­лю­чим кус­тар­ни­ком и лав­ром. Жен­щи­ны и де­ти идут по осен­не­му бо­ло­ту, яго­ды, по­хо­жие на ка­п­ли на­ли­то­го солн­цем ме­да. Мок­рые бо­тин­ки, взле­таю­щие из-под ног ягод­ни­ков пти­цы. Ее мать все­гда лю­би­ла бо­ло­та, не­смот­ря на оби­лие там кро­во­со­су­щих тва­рей. Она на­хо­ди­ла не­боль­шую коч­ку, ло­жи­лась и за­сы­па­ла под об­ла­ка­ми на­се­ко­мых. По­том про­сы­па­лась и го­во­ри­ла: «Я так мо­гу про­спать всю свою жизнь». Она да­же не зна­ла, сколь­ко со­бы­тий про­спа­ла! Мать умер­ла от пнев­мо­нии в Брук­лин­ской боль­ни­це, ду­мая, что не­жит­ся под се­вер­ным солн­цем в ле­су.

Те­туш­ка по­зво­ли­ла се­бе вспом­нить осень, за­мер­ший пруд с бес­цвет­ным льдом, об­ла­ка, по­хо­жие на тон­кие се­рые паль­цы, как ка­ран­да­ши в ко­роб­ке, во­ро­ни­ку в ле­дя­ной ко­роч­ке. Ве­тер вне­зап­но стих. По­вис­ла глу­бо­кая ти­ши­на. Изо рта вы­ры­ва­лось об­ла­ко па­ра. Из­да­ле­ка слы­ша­лись ти­хие вздо­хи волн. Не ше­ве­ли­лась тра­ва, не мель­ка­ла кры­лом про­ле­таю­щая пти­ца. Все во­круг бы­ло пер­ла­мут­ро­во-се­ро­го цве­та. Ей бы­ло один­на­дцать или две­на­дцать. Си­ние вя­за­ные чул­ки, пе­ре­ши­тое ма­ми­но пла­тье, паль­то из вы­па­рен­ной шер­сти, сде­лан­ное в Анг­лии. Оно жа­ло ей под мыш­ка­ми. Оно по­па­ло к ним в ка­че­ст­ве по­мо­щи ну­ж­даю­щим­ся от бла­го­тво­ри­тель­но­го фон­да церк­ви пя­ти­де­сят­ни­ков. У нее бы­ла па­ра ог­ром­ных муж­ских конь­ков, ко­то­рые она при­вя­зы­ва­ла к сво­им бо­тин­кам. Ко­гда по­рвал­ся шну­рок, она свя­за­ла его гру­бым уз­лом, про­де­ла его сквозь от­вер­стие и ту­го за­вя­за­ла.

От пер­вых по­пы­ток на льду ос­та­ва­лись рва­ные бе­лые сле­ды, по­том они вы­ров­ня­лись и ста­ли за­ви­вать­ся в пет­ли и спи­ра­ли. Она ка­та­лась в без­вет­рен­ном су­мра­ке. Слы­ша­лись зву­ки ее ды­ха­ния и скре­жет конь­ков о лед. Она бы­ла од­на на иде­аль­но ров­ном льду при све­те крас­но­го за­ка­та. Об­ла­ка бы­ли по­хо­жи на вет­ви. На за­рос­ли дви­жу­щих­ся кро­ва­во­крас­ных ве­ток. Со­всем од­на. И в ее кар­ма­не ле­жа­ла бу­лоч­ка со сви­ни­ной. Она взгля­ну­ла на­верх и уви­де­ла его.

Он спус­тил­ся на лед, рас­сте­ги­вая шта­ны и ос­то­рож­но сколь­зя на по­дош­вах сво­их ры­бац­ких са­пог. Ей бы­ло не­ку­да бе­жать, толь­ко по кру­гу, и она по­ни­ма­ла, что ра­но или позд­но он ее все рав­но до­го­нит, но все же бро­си­лась от не­го прочь. Ей уда­ва­лось уво­ра­чи­вать­ся от не­го це­лых де­сять ми­нут. Это бы­ла це­лая веч­ность.

Сей­час она стоя­ла и смот­ре­ла на пруд. Он был ма­лень­ким и не­ин­те­рес­ным. Не бы­ло ни­ка­ко­го смыс­ла спус­кать­ся к не­му. И не­бо бы­ло не крас­ным, а поч­ти чер­ным на юго-за­па­де. Ско­ро сю­да при­дут ме­те­ли. Ско­ро иней по­кро­ет стек­ло и по­до­кон­ни­ки, одея­ла, там, где осе­да­ла вла­га от ды­ха­ния. По но­чам брев­на в сте­нах до­ма бу­дут скри­петь и тре­щать от арк­ти­че­ско­го хо­ло­да. Так бы­ло ко­гда-то. Как бы­ло и дру­гое: зву­ки ша­гов, го­ря­чее ды­ха­ние на ли­це. А сна­ру­жи выл ве­тер в тро­сах, тру­ба ды­мо­хо­да за­хле­бы­ва­лась воз­ду­хом, и над пли­той плы­ли струи ды­ма. Та­ков был жес­то­кий фев­раль. И март, и ап­рель. Снег шел до кон­ца мая. Она вздрог­ну­ла.