— Недавно я встретил еще кое-кого, кто говорил примерно то же самое.
— Наверное, кого-нибудь из зеркальных людей. Они и правда многое помнят, но они живут во Дворце меньше нашего. По происхождению они рыбари, господин. Они изменили свой образ жизни на Великой Реке, когда город стал расползаться по берегам, тогда они бросили ловить рыбу и стали ловить людей. Они многое знают, но мы — больше. Мы понимаем знамения. Мы понимаем, что означает пес преисподней. За последние десять дней его видели дважды. В первый раз он прошел по гребню горы выше деревни и исчез во Дворце, во второй раз люди видели, как он плыл по воздуху, а внутри у него был призрак.
— Я знаю.
Староста коснулся рукою лба.
— Значит, ты тоже его видел, господин. Может, ты и не помнишь, что псов преисподней раньше использовали как оружие.
— Один из людей зеркального племени так мне и сказал.
Староста снова дотронулся до лба.
— Об этом они узнали от нас, ведь они пришли во Дворец после войны с машинами.
Он имел в виду конец Эпохи Мятежа, когда Иерархи нанесли поражение смертоносным машинам и тем расам, которые поднялись против воли Хранителей и превратили полмира в пустыню.
— Мы помним, как энергия целой стаи псов преисподней уничтожила великолепные сады, — продолжал староста, — как убили жизнь в оракулах, и они перестали говорить с владыками Дворца. Теперь вот псы преисподней снова возвращаются, и один из них нес призрак или демона. Я этого, конечно, не ожидал, но если в мире творятся такие чудеса, то, может быть, близок конец света, которого мы так долго ждали.
— Это был не призрак. — решительно заявил Йама, — и уж, разумеется, не демон. Мне ли не знать, ведь это был я.
Староста кивнул:
— Как скажешь, господин. Мы считаем, что пес преисподней мог тебя ранить, и теперь ты контужен. Если тебе кажется, что ты что-то видел, не верь, это иллюзия. Только призраки или демоны из пространства внутри оракулов могут оседлать псов преисподней. Так они приходят в наш мир и не несут ничего, кроме разрушения.
— Как видишь, один из них доставил меня к вам.
Староста дотронулся пальцем до своих губ:
— Ты за ним охотился или это он охотился за тобой, хотя я всегда думал, что псы преисподней не обращают внимание на обычных людей, они кажутся им просто тенями. Значит, это ты за ним гнался, надеясь уничтожить. Мы видели, как он несется к деревне, и спрятались. Очевидно, ты нас спас или пытался спасти. Ты понятия не имел, за кем гонишься, так что нельзя сказать, что ты поступил глупо, но в любом случае это было смело. Возможно, ты метнул в него копье, его энергия отшвырнула тебя и ты покатился по склону, где мы тебя обнаружили. Потому твои мысли и путаются, и сам ты так ослабел. Но слабость и смятение пройдут. К счастью, ты, господин, молод и силен. Большинство людей от такой встречи умерло бы на месте.
— Я не сражался с ним. Я его использовал, а он использовал меня. Если хочешь, я тебе покажу…
Йама попытался сесть в гамаке, но глаза его заволокло красным. Он упал на спину и почувствовал, как сухие жесткие пальцы старосты коснулись его лба.
— Отдыхай, — произнес староста, — отдых — лучшее лекарство.
— Я летал на нем, — упрямо прошептал Йама, — действительно, летал. Это просто такая машина. Я слетел на нем с самой вершины горы. И я спас своих друзей.
Но, может быть, он произнес это про себя, потому что староста, казалось, ничего не слышал, он укрыл Йаму одеялом и ушел. Йама немного поспал, а проснувшись, увидел, что жена старосты протирает ему лоб влажной тряпкой. Он снова лежал в доме. В окно над его гамаком заглядывала ночь, но маленькую комнатку заливал свет — так как в воздухе висели сотни светлячков.
— У тебя лихорадка, — сказала старуха. — Сейчас я принесу тебе лимонный настой.
Йама стиснул край рукава ее вышитой рубахи.
— Я проник внутрь, — Йама с трудом разлепил губы, — и он нес меня по воздуху.
Старуха мягко сняла его руку со своего рукава.
— Тебе все приснилось, господин. Ты очень болен. Сильнее, чем думаешь. Потому сон тебе кажется более реальным, чем настоящая жизнь. Но я думаю, ты не умрешь. Сейчас ты выпьешь настой, а потом поспишь. Мы за тобой будем ухаживать, это для нас честь, господин.
Йама пролежал в гамаке два дня, то просыпаясь, то снова впадая в забытье. Как только он приходил в себя, он разгонял светлячков, набивавшихся в комнату, пока он спал, наконец они перестали прилетать: он исчерпал всю местную популяцию. Сумеречное бодрствование мешалось со снами, а в сны врывались гипертрофированные воспоминания о недавних событиях. Он снова шел с префектом Кориным по горячим, выжженным землям, но сейчас над головой префекта почему-то висела целая корона из светлячков. И снова он стоял у парапета глубокой шахты в Храме Черного Колодца, но на этот раз из черноты поднялась не смертоносная машина, а пес преисподней. Он окутал Йаму синим коконом и вознес на вершину огромной горы, которая, как он теперь знал, была на самом деле вовсе не горой, а единым необъятным зданием, более древним, чем мир. И на высокой, продуваемой ветрами башне, где внизу с одной стороны расстилался город, а с другой несла свои воды Великая Река, тоже стоял он. Но не один. С Дирив. Со своей возлюбленной. Она прижала его к груди, раскинула сильные крылья, и они полетели вверх. Все выше и выше, пока внизу не остался весь мир.
Когда Йама наконец окончательно проснулся, чувствуя сухость во рту, страшную слабость и ноющую боль в каждой косточке, рядом была Тамора. Он был так счастлив ее видеть, что на глазах у него появились слезы.
Она ухмыльнулась и спросила:
— Значит, герой не помер. Ты такой идиот, Йама.
— Я так рад тебя видеть, Тамора.
На ней был бронзовый корсет, который он раньше не видел, юбочка из красных полосок кожи и металлический шлем на бритой, испещренной шрамами голове.
— Я думала, ты погиб, — сказала она. — Думала, что оружие, которым ты воспользовался против них, должно быть, тебя убило. Больше не изображай из себя героя, Йама. Или по крайней мере позволь мне помочь тебе. За это мне и платят.
— Я потерял свои деньги, Тамора. И нож. Правда, у меня осталась книга. Но больше ничего.
Несмотря на все приключения, ему удалось сохранить свой томик Пуран. А потом он вспомнил, что, потеряв керамический диск, который ему подарил отшельник, он нашел ему замену. Он потянулся за ним, но Тамора перехватила его руку. И они сомкнули объятия.
Ее сильные руки, острый запах, жар ее тела.
— Ты и правда живой, — усмехнулась Тамора. — Ох, Йама, какой же ты идиот!
Они долго не размыкали объятий, но тут появился Пандарас.
Элифас отвел Тамору и Пандараса в обиталище людей-зеркал, и Луп предоставил им убежище, пока поиски сбежавших пленников не перешли на нижние уровни Дворца. Война между Департаментом Туземных Проблем и его мелкими соперниками все разгоралась, и Тамора заявила, что в подобных обстоятельствах уйти будет совсем нетрудно; она договорилась, что их доставят в низовья.
— Мне пришлось воспользоваться твоими деньгами, но и свои мне пришлось потратить.
На что Йама ответил:
— Я знаю, Тамора, мне надо покинуть город, но тебя и Пандараса придется покинуть тоже. Оставаясь со мной, вы постоянно подвергаетесь опасности.
— Ха! У тебя мозги в голове сварились. Я отправляюсь с тобой для твоего собственного блага. Полагаю, ты мог бы попробовать прогнать своего крысенка, но он все равно потащится за тобой. Он просто влюблен в тебя.
Пандарас подал голос от двери, где он занял пост, будто часовой:
— Я просто выполняю свой долг оруженосца.
Юноша смазал волосы маслом и зачесал их назад, открыв узкое лицо. На нем все еще были черные брюки и белая рубашка — форменная одежда мелких чиновников Департамента Туземных Проблем. На ременной петле с пояса свисал упрятанный в ножны кинжал с ручкой из слоновой кости.