Гонимая только горячим желанием своего сердца, наша героиня пренебрегает всеми остальными потребностями и нуждами. Она испражняется и отливает мочу прямо на ходу, а если ей вдруг захочется пить – так у дороги немало заводей. И только голод дает о себе знать: дикие яблоки и ежевика – плохая замена овечьим мозгам и распаренному рубцу. Так и случилось, что после трех дней поста желудок Белкулы начал сопротивляться. Уже в сумерках выходит она по поляну, где над костром кипит котелок. Хозяева котелка оставили его без присмотра, а сами куда-то ушли. Белкула, недолго думая, поднимает палку, выуживает из похлебки толстый кусок оленины и тут же впивается в него зубами.
После первого куска мяса голод разыгрывается с новой силой, и Белкула с жадностью опустошает весь котелок. Ублажив свое пузо, она засыпает прямо у тлеющего костра, ибо на сытый желудок всегда клонит в сон. Она спит мертвым сном и не знает, что вокруг собрались разбойники, слетелись, точно сороки к овечьей туше, подвешенной на крюке. Стоят – таращатся, истекая слюной. Руки с запекшейся под ногтями кровью тянутся к рукоятям ножей. В любой разбойничьей шайке существует своя строгая иерархия. Так что главарь банды – косоглазый, с бельмом на одном глазу и гнилыми зубами – первым подходит, со спущенными штанами, к храпящей жертве. Для Белкулы удар его пики – что укус комара, она переворачивается во сне и по случайности пришибает насильника правой грудью, так что из того и дух вон. Первый помощник незадачливого главаря испускает последний вздох, раздавленный между грудями Белкулы, как алчный скорняк между двумя тюленями. Остальные разбойники, рангом пониже, также находят бесславную смерть. Один задыхается между бедрами у Белкулы. Еще двоих, норовивших взять крепость с тыла, сбило с ног мощным выбросом ветров, и они раскроили себе черепа о стволы деревьев. Когда же Белкула, зевнув, откусила шестому разбойнику напрочь все его мужское достоинство вместе с мошонкой, седьмой в ужасе убежал. (Убежал, впрочем, недалеко. В отличие от своих перекинувшихся товарищей, которые жили по принципу «сила есть, ума не надо», этот седьмой не отличался телесной мощью, но зато был человеком весьма хитроумным и предприимчивым, о чем мы еще скажем позднее.)
Пока еще робкий и боязливый, рассвет все-таки разгоняет ночную тьму, и Белкула открывает глаза под сладкое пение соловьев. Заметив разбойников – с окоченевшими и затвердевшими членами, только не теми, которыми надо; бездыханных, в золе от костра, – она рассуждает вполне резонно, что раз они мертвые, то она живая, и направляется целая и невредимая (хотя два внимательных глаза следят за ней на расстоянии) к славному городу Генту.
По прибытии в город, любезные господа, к Белкуле тут же подкатывает худощавый такой мужичок, рыжий, что твоя морковка – не молодой и не старый, явно тертый калач: жилистый, рожа обветренная и вся в чирьях, – выныривает откуда-то из теней, даже и не поймешь откуда. Словно важный посланник, обращается он к приезжей красавице, склонившись в картинном поклоне:
– О восхитительная царица, о нежнейший цветок, снизойди до смиренного своего слуги, выслушай его благосклонно и не гони сразу. Зовут меня… э… Копрологус, перераспределяющий блага земные. Я как раз возвращался из Дома счетчиков зерна, размышляя над некоторыми финансовыми вопросами, как вдруг сияние твоей красоты ослепило мне взор…
Подобный подход оставляет Белкулу холодной и равнодушной. Она идет себе дальше, не обращая внимания на Копрологуса, который, однако же, не отстает, но в корне меняет тактику:
– Послушай, красавица, ты одна в чужом городе, без друзей и без гроша в кармане. А у меня тут хорошие связи. И роскошный дом. Можешь там поселиться. Я даже платы с тебя не возьму, лишь иной раз попрошу об услуге – тебе и делать-то ничего не придется, даже с кровати вставать не надо.
Но Белкула не отрывает глаз от фасадов домов, от их роскошных фронтонов и мерцающих окон. И только, когда на пути попадется пекарня, где с лотка продают свежие, с пылу с жару kramieken, как тут называют булочки со смородиной, и Белкула жадно вдыхает в себя их запах, Копрологус смекает, чем ее взять.
– Хочешь есть? У меня есть, что покушать. Суп, фрикадельки и сыр.
Это Белкула расслышала хорошо (ее глухота избирательна, как это часто бывает у стариков). Она тащит своего костлявого спутника к ларьку с едой и сметает все прямо на месте – за счет Копрологуса, разумеется. Но тот не жалеет потраченных денег, поскольку знает, что, когда дама сыта, у нее разгораются аппетиты иного свойства.
И вот Белкула насытилась (всего-то и надо, что пол-ящика булок и несколько сотен strikken, то есть кренделей с маслом и темным сахаром) и уже полностью предается в руки своему благодетелю. Тому не терпится самому испытать дарования Белкулы в области тех деликатных услуг, которыми он намеревается торговать. Узкая койка в дешевой гостинице скрипит и трещит до рассвета. Блаженная придурковатая улыбка не сходит с лица Копрологуса целых два дня. Потом он несет перекупщику броши, ожерелья, протезы, отделанные серебром. Выручку от продажи краденого наш предприимчивый друг вкладывает в обустройство дома в квартале Патерсхол и тратит немалые деньги на приобретение огромной кровати с пологом на четырех резных столбиках. В этот дом он приводит Белкулу, соблазняя ее сладкими булками и леденцами. Белкула сопит на пуховых подушках. Голос крови звучит все глуше. Как лотофаги, сиречь пожиратели лотоса, забывают про все на свете, так и Белкула забыла про цель своего путешествия.