По заснеженной Фонтанке
В обществе одной троянки
За Пиладом шел Орест.
Снег поблескивал окрест.
Свет фонарный, свет неверный,
Справа замок Инженерный,
Слева спят особняки,
Притулившись у реки.
Всадник трогается с места,
Так петровский ветер крут.
Из служебного подъезда
Выбегает лилипут.
Он Елену замечает,
Две бумажки ей вручает
И кричит, скрываясь в зданье,
Это чудное созданье:
— Контрамарка на двоих! —
И внезапно ветер стих.
— Ну, дружок, и чудеса! —
(До начала полчаса.)
— Не спешите, сбавьте шаг. —
Снег посыпался с небес.
Выступает в цирке
маг Академии Чудес.
— Чаровник? Кудесник? Волхв
Древа мира?
— Юный друг мой, старый волк,
Брат факира.
— Просто фокусник? Артист!
(Засмеялась…)
— Просто ил-лю-зи-о-нист —
Жулик малость.
Не скажу: специалист
Из неважных;
Но: талантливый солист
Дел миражных!
Не Мерлин, не Китоврас, —
Был-да-вышел, —
И не клоун у ковра-с, —
Бери выше!
Тут у нас свои дела,
Без Блаватской,
Всем событиям из стола
Развиваться.
Будут в воздухе витать
Бегемоты,
А на чары клеветать —
Что ты, что ты…
Будет мир из ничего,
Из подвоха,
А кивать на колдовство —
Это плохо…
А уж где там эта нить —
Шито-крыто!
По которой будет плыть
Шар Окито.
Будут мириады свеч
Вам с мороза,
Будет это счастье встреч
Без гипноза.
Ближе мне, чем славы дым, —
Я таковский! —
С привидением своим
Пан Твардовский…
А уж Сен-Жермен-то, граф,
Черту шурин,
Знаем, знаем, старый крап,
Старый шулер!
— Оптик и механик? Лжец
Игр житейских?
— Отражения ловец
Вод летейских!
А уж что до мишуры,
Канители —
Так и жили, как могли,
Как умели… —
Рядом с девушкой из Трои —
Друг Орест и друг Пилад,
И грызут они все трое
Три мороженых подряд.
Вот отъездили медведи
На фортунном колесе,
Из-под купола при свете
Удалились девы все.
Все наездники умчались,
Все собачки разбежались,
И, надев огромный фрак,
На арену вышел маг.
Всем букеты выдают,
До небес фонтаны бьют,
Роем голуби летают,
Свечки в воздухе пылают
И бильярдный шар горит.
— Жаль, что это не Корзинкин, —
Вдруг Макаров говорит.
7
У Комарова в полусне
Все та же фраза
О будущем недели дне
Явилась сразу.
Он помнил, как набрал «среда»
В наборе вздора
И эту кнопку с цифрой «два»
В графе «повтора»…
Взяв на четверг билет в Москву,
Он, как мальчишка,
Хотел бы дочитать главу
Какой-то книжки
Без переплета и конца,
В разгар сюжета,
Где главных были два лица
И странность эта;
Не фантастический роман, —
Его затравку,
Его наметку сквозь туман,
Едину главку…
…Вечерний город с бусами огней,
С высокими сугробами местами
Встречал их бронзой праздничных коней,
Маня неразведенными мостами.
С Аничкова сверкала, как гора,
Ель в лампах у Гостиного двора,
Со Львиного деревья под снежком
Их приглашали шествовать пешком;
Над Синим, точно призрак — юга? Рима? —
Исаакий нависал неотвратимо.
Командовал божественным постом
Суворов перед Кировским мостом;
Дворцовый, на две стороны открыв
Две дивных галереи перспектив,
Франтил и, как обычно, задавался.
Литейный просто улицей казался;
Звезда плывет в надир или в зенит,
А Охтинский заклепками звенит.
— Владимир Львович, эй, ау, оглох ты?
Ты видишь, что добрались мы до Охты?
— Который час? — Да больше девяти.
Вернемся? — Можно ли еще пройти?
— Куда? — Тут где-то Оккервиль… река…
— Река немного больше ручейка.
Там, кажется, заводы, пустыри,
Заборы. Я гожусь в поводыри?
Да где-то дача, особняк старинный
Купца ли, князя ли — забыл, прости.
— Который час? — Без двадцати пяти.
Пошли домой, пожалуй, поздновато.
— Сейчас, сейчас. Дай закурить. — Куда ты?..
— Пойдем, посмотрим дачу. — Ну и звезд!
Вон Сириус… — Под всеми парусами
Поплыли в юность, заплутав с часами
В десятилетьях… Перешедши мост
Из будущего в прошлое. Видна
Звезда каникул, зимняя отрада,
Которой подчиняется страна
Троянской девочки из Ленинграда.
— Володя, что это? — Над головой
Свет набирало странное светило:
Парящий шар, огромный, неземной;
Елена, замерев, за ним следила,
Макарову сжал локоть Комаров.
Голубоватым призраком миров
Неведомых плыл шар, переливаясь,
Не двигаясь и все-таки сдвигаясь.
Похоже, что он был круглей планет,
Крупней луны почти на два порядка,
И молний шаровых являла цвет
Сия непостижимая загадка.
По свету тени шли, и словно в нем
Таинственный прослежен был объем.
Шар стал терять свой необычный свет,
За ним уже и звезды замигали,
Еще лишь миг — и не было, как нет.
До слез смотрели, вот и проморгали…
Оставим мы Елену лепетать,
Макарова теряться, восклицая,
Владимира — задумавшись витать, —
И в будущее тронемся, мерцая.
Вот книзу отдалились пустыри,
Фигурки, снегом тронутые, три,
И наша юность с птичьего полета
Приобретает призрачное что-то…
Но наши полудетские мечты
Виднее и прозрачней с высоты.