— Чего это вы смеетесь? — спросил я.
— У меня такая привычка, товарищ капитан. Вы уж извините.
— Значит, ваша фамилия Агафонов, — начал я обычные вопросы. — Где плавали раньше? На буксирах плавали?
— Два года боцманом на «Таллине». Знаете? Баржи из Германии трофейные таскали.
— Знаю. А вы случайно не пьете? — с опаской спросил я, заметив под глазами у боцмана синие подпухшие круги.
— Пью. Ха-ха-ха! — опять захохотал боцман. — Молоко пью. Мой любимый напиток.
— Я вас серьезно спрашиваю, Агафонов, — строго сказал я. — Ваши шутки сейчас неуместны.
Боцман обиделся:
— А я вам серьезно и отвечаю, товарищ капитан. Никто не верит, видите ли, что человек может пить молоко. Ха-ха-ха!
— Нет, правда? — обрадовался я. — Любите молоко? А к водке как относитесь?
— К водке? Нормально. Употребляю очень редко. Когда можно. А вообще предпочитаю сгущенку и смех…
— И что?
— Смех. Ха-ха-ха! Сгущенки баночки две навернешь, посмеешься вдоволь — и жить на свете становится легче.
— А под глазами у вас такие синяки почему? — не унимался я, не веря своему счастью и желая показать боцману, что я очень проницательный человек.
— Это от почек, товарищ капитан. Вот поэтому водка и не рекомендуется.
— Мы с вами сплаваемся, боцман, — уверенно сказал я. — Наши взгляды на выпивку сходятся. Ха-ха-ха!
— Ха-ха-ха! — загоготал Агафонов. — Вы тоже, оказывается, любитель смеха?
— Большой, когда он звучит к месту. Премию буду выдавать вам сгущенным молоком. Идет?
— Идет.
— Как матросы, на ваш взгляд? Подходящие?
— Пока трудно сказать. Думаю, что подойдут.
Я отпустил этого любителя молока и смеха. Видно, мне опять повезло, если к этим ценнейшим для боцмана качествам у Агафонова обнаружится еще опыт, твердая хватка руководителя палубной команды и уменье ладить с людьми.
«Менделеев» шел знакомым путем. Через Ладожское, Онежское озера и Беломорско-Балтийский канал выбирался в Белое море. На Свири нас немного протащили на понтонах — была велика осадка, а дальше мы снова пошли самостоятельно. Какое удовольствие, я вам должен признаться, идти на буксире без «хвоста», «легкачом», как называют такое плавание речники. Что это значит? Значит, что вы ничего не буксируете, за вами не тащатся какие-то баржи, шаланды и всякая другая несамоходная посуда. Вы можете не смотреть назад каждую минуту, не выяснять, как чувствуют себя ваши подопечные, не думать о том, хватит ли длины буксирного троса, если поднимется шторм. Стой себе на мостике, определяй место судна, гляди вперед, любуйся природой.
Очевидно, такие чувства испытывали и все мои помощники. Им было так хорошо и привольно, что, кончив свою вахту, они еще долго толкались на мостике, отвлекая рулевого разговорами от его прямого дела. Их общую тайную мысль высказал мне как-то старпом, когда мы уже миновали последний шлюз канала и плыли в Белом море.
— Замечательно прошли, правда? Неужели так всю дорогу и пойдем балластом? И ход у нас хороший… Как вы думаете?
— Наверное, так и пойдем, — ответил я. — Ведь нам торопиться надо. Караван долго ждать не будет.
В глубине души я тоже надеялся, что мы весь путь пройдем «балластом». Если подвяжут «хвост», наша скорость уменьшится и мы никогда не догоним караван. Но в Архангельске меня разочаровали.
— Возьмете на Тикси два лихтера. Один двухтысячный с углем, другой тысячный с бензином. Не жирно ли будет такому мощняге идти порожним. А Тикси задыхается без топлива, — сразу же огорошил меня меланхоличный командир экспедиционного отряда Лазарев.
До чего же не хотелось тащить лихтера! Я прекрасно понимал, сколько беспокойства принесут они в Арктике, где непременно встретится лед.
— Наша скорость снизится наполовину, — попробовал возразить я. — Так мы никогда не догоним караван.
— Вы его и так никогда не догоните. Он приказал вам кланяться.
— Как?
— А вот так. Караван вчера ушел с Диксона. Понятно? Пойдете всю дорогу одни. Иди, действуй, не задерживайся.
Откровенно говоря, сообщение Лазарева меня сильно обеспокоило. Пройти весь Великий Северный Морской путь на маленьком буксиришке, да еще с двумя лихтерами, — путь, который часто оказывался не под силу океанским гигантам, и они возвращались из Арктики с поломанными рулями и винтами, — трудная задача. Надо надеяться только на благоприятную ледовую обстановку.
Конечно, если нам придется плохо, то в беде нас не оставят. Все будет брошено на то, чтобы помочь.
И ледоколы, и самолеты, и радиосвязь. Эти мысли меня несколько успокоили. К моему удивлению, в команде сообщение о лихтерах не вызвало огорчения.