— Как бы поздно не было, — ворчит Маслов. — Все надо предвидеть. А если ледоколы не придут еще две недели?
Положение действительно сложное, и никто толком не знает, что будет лучше. Но возвращаться никому не хочется. Мы к этому не привыкли. Если не доведем суда в порты назначения — ЧП для всей экспедиции.
— Ладно. Батя что-нибудь придумает. Пока стоим, значит, надо ждать. Слышали, у Александра Николаевича опять полундра на судне, — говорит старпом Гриб. — Шлюпку рабочую разбил.
— Ну, скажи пожалуйста! Как же его угораздило?
— Под парусом на берег высаживался. Вот и кумекайте, как это могло произойти.
— А я так нисколько, не удивляюсь, — говорит капитан танкера Женя Смарыго. — Если стоят десять одинаковых судов и у кого-то что-нибудь случилось, то не надо говорить у кого. Я знаю, что это у Александра. Такой уж невезучий.
— Верно, — поддерживает Смарыго капитан Юра Глебов. — Встречались мне такие неудачники. Вроде и дело знают неплохо, грамотные, люди хорошие, а вот как начнут что-нибудь делать, всегда какая-нибудь «кака» произойдет. Верно? Встречали таких?
— Встречали.
— Слушайте, товарищи. У меня есть такой знакомый неудачник, — вдруг говорит молчавший до сих пор капитан Бахтин. — Всякие беды на его голову сыпались, а вершиной неудач явилась история с попугаем…
— С попугаем? Интересно…
Все предвкушают необычную травлю и замолкают. Бахтин славится как прекрасный рассказчик, и если он в ударе, то не надо никакого Театра миниатюр. Он сам все представит в лицах.
— Ну так вот, есть у меня знакомый капитан, назову его Колей. Командовал он большим пароходом. И вот в один из приходов в родной порт ухватило его начальство:
— Николай Владимирович, как же это так? Судно у вас передовое, план неплохо выполняете, а вот по шефству отстаете…
— Да, знаете, времени совсем нет.
— Не годится так. Надо школу какую-нибудь взять. Ребята флотом очень интересуются. Хорошо?
Согласился капитан. Что будешь делать? Послал в школу делегатов условиться о дне встречи. И вот они двинулись. Сам в парадном мундире и несколько человек из команды. Взяли шефство.
И пошел Коля снова в Арктику. Штормы, туманы, лед, бессонные ночи, напряженное плавание… Не до подшефников тут было экипажу, и только когда отдали якорь в Сингапуре, кто-то вспомнил:
— А как же наши ребята-школьники?!
Ну, здесь все, конечно, заохали и заахали. Надо обязательно ребятам что-нибудь привезти. Пошли к капитану. Коля, конечно, согласился и дал денег. А через час к нему приходит боцман с клеткой в руках, а в ней какой-то паршивенький серый попугаишка зерна чистит.
— Вот, — говорит боцман. — Купил. Коля страшно удивился:
— Зачем же такую дрянь? Ни кожи ни рожи! Был бы уж цветастый какой-нибудь.
— Э, нет, — мотает головой боцман. — Это говорящий. По-английски лучше нашего с вами рубит. Школьников еще учить будет.
Боцман встряхнул клетку, и, что бы вы думали, попугай что-то прохрипел по-английски.
— Ладно, — говорит Коля. — Убери его куда-нибудь с глаз долой. Не нравится он мне.
— Я его в плотницкую поставлю или подвешу и кормить сам буду…
Пришли они наконец домой. А подшефники тут как тут. Узнали в пароходстве, когда судно ожидается. Пригласили на встречу. Выбрали день, и моряки торжественной процессией отправились в школу. И боцман с клеткой под колпаком во главе. Пришли в школу. Все ребята по-парадному — в белых рубашках, галстуках. Как же, шефы все-таки приехали. Доложили пионеры, что учились хорошо. Двоек нет.
— Молодцы, ребята, — говорит Коля. — За это получите маленький презент для вашего уголка юннатов. Боцман!
Боцман тут же рядом с клеткой стоял. Снимает он чехол.
Ребята в ладоши захлопали. Попугай, наверное, остался доволен таким приемом, перевернулся на жердочке и вдруг как ахнет, как запустит, хоть уши затыкай.
Что тут было! Ребята гогочут, преподаватели в ужасе. Хорошо, боцман быстро на клетку чехол натянул. Только тогда замолк негодяй. Коля рассказывал, что с ним чуть инфаркт не случился.
Наконец вышли они из школы. И боцман, этот прохвост, тут с клеткой. Коля к нему:
— Ты что же это, сукин сын, наделал? Весь экипаж опозорил, меня грязью облил, перед детишками стыдно…
А боцман такую невинную рожу скроил и давай ныть:
— Что вы, Николай Владимирович, разве это я? Матросы, наверное, его научили. Все приходили кормить и втихую учили русскому языку. Я ни при чем.