Я молчу. Мне немного грустно и очень жаль этого, в общем, славного молодого человека. Нет, такой не скажет: «Посмотри скорей!», увидя восход солнца где-нибудь в Тихом океане, когда оно, вырвавшись из-за горизонта, окрасит воду и небо удивительной гаммой оранжево-пурпурных золотых тонов, он не задержится на причале посмотреть, как швартуется чужое судно, и не вытащит секстан из ящика, если можно определиться по радиопеленгам. Мне жаль его. Как много он потерял, лишив себя романтического в своей профессии. Как много незамеченного проходит мимо его глаз…
Да, есть, конечно, и такие. Не тяготящиеся, но и не влюбленные. Ремесленники. Если такому предложить высокооплачиваемое место на берегу, ведь он уйдет. Конечно, уйдет. И последний взгляд, брошенный на судно, ошвартованное у причала, глядящее на своего теперь уже бывшего капитана теплыми желтыми глазами-иллюминаторами, ничего не скажет его душе. Он уйдет равнодушный, не заметив неряшливо болтающегося за бортом конца… И все-таки большинство моряков не такие.
Если критически посмотреть на морскую работу, то, казалось бы, что может привлекать в ней нормального человека? Изнурительная качка, многомесячные рейсы, однообразная природа, тоска по родине, семье, дому, обществу друзей, опасности, постоянно подстерегающие моряков… Ну что хорошего, привлекательного? Деньги? Их можно заработать на берегу. Оригинальные заморские вещи? Теперь их продают и в наших магазинах. Любопытство? Хочется посмотреть на чужие страны? Не слишком ли высокая цена за удовлетворенное любопытство? Так почему же идут люди в море?
Вот тут и пришло время высказать свою точку зрения. Настоящий моряк не может быть только техником, он должен быть непременно немножко романтиком. Если это не так, человек не останется долго на флоте. Он очень быстро покинет море…
А может быть, я не прав? Может быть, я не знаю современной молодежи и мой приятель молодой капитан разбирается в душах своих сверстников лучше, чем я? Возможно, выводы, сделанные мною за многие годы плаваний, ошибочны? Надо бы узнать, что думает и о чем мечтает наша смена, молодежь из мореходных училищ. Ведь через несколько лет они встанут на палубы наших огромных, современных теплоходов и будут задавать тон на флоте. А какой тон они будут задавать? Такой, о каком говорил мой молодой друг? Надо проверить…
И вот я гость капитана учебной баркентины «Сириус». Надо мной надутые паруса, посвистывает ветер в снастях, чуть накренясь, парусник скользит по начинающему сердиться морю. Темнеет. Мне удививительно хорошо. Чем-то очень молодым, далеким пахнуло на меня от этих парусов, поскрипывания переборок, запаха просмоленной пеньки и тросов, так давно не слышанной мною команды: «Все наверх! Паруса ставить!»… Но мне никуда не надо лезть, ни на какие реи, у меня нет обязанностей, никто не обращает на меня внимания. Я гость.
Вот баркентина сделала поворот. Шкоты и брасы вытянулись. Теперь мы пойдем так несколько часов. Курс длинный. Без лавировки. Отпущена подвахта с палубы. Становится тихо. Слышны только удары волн о штевень да поскрипывание рангоута. Стало уже совсем темно. Осенью на Балтике ночи подкрадываются незаметно. Тускло освещает верхние паруса лампочка на клотике. Это для рулевого. Вахтенные забираются в укрытые от ветра места. Появляются красные точки зажженных папирос. Наступило время неторопливых бесед.
Я незаметно подсаживаюсь к курсантам. В темноте не видно лиц, и я вполне могу сойти за вахтенного.
— Последний рейс, — слышится чей-то голос. — Придем в Ленинград и снова в училище. Надоел этот парусник со страшной силой… Скорей бы на настоящий теплоход попасть…
— А мне так понравилось. Больше такого в жизни испытать не придется. На теплоходах еще наплаваемся, правда? — отвечает другой высокий, похожий на девчоночий, голос. — Говорят, что больше парусников не будет. Отплавают свой век и на слом…
— Ну и пусть ломают. Не будут мучить нам подобных. А мне так хочется скорее в большое море. Подальше. Куда-нибудь в Австралию, Южную Америку, Канаду…
— Как на это еще твоя рыжая посмотрит? Не пустит. Скажет: «Сиди, Толик, дома».
Курсанты смеются.
— Не скажет, — уверенно говорит неизвестный мне Толик. — Мы с ней договорились. Она уже морально подготовилась к длинным разлукам. Ничего. Сильней любить станет…
— А сам-то ты подготовился? Годика три так поплаваешь и как бы на берег не запросился, браток.
— Этого не будет. Когда я в училище шел, то уже знал, что всю жизнь проведу на море. Зачем тогда в училище поступать? Бессмысленно.