Среди своих знакомых я нашел двух милых студентов, мужа и жену Потаповых. Оба учились на филологическом факультете университета, на английском отделении, и согласились за мизерную плату два раза в неделю давать нам уроки разговорного языка. Мы создали группу. В нее вошли: Степанида, Юрка Мартынов, Кобцев и я. Женька отказался. У него не хватало времени.
Теперь каждую среду и пятницу мы собирались на Седьмой линии Васильевского острова в маленькой комнате Потаповых. Это были такие славные, душевные ребята, что после окончания урока мы еще долго засиживались у хозяев, пили чай и говорили, говорили обо всем, что лежало на сердце. Особенно любили Галочку Потапову. Стройная, как девочка, мягкая, деликатная, она обладала удивительной способностью вовремя помочь, успокоить в трудную минуту. С ней делились своими радостями и горестями. Учили они нас добросовестно. К концу года мы уже довольно сносно могли объясняться с лоцманом, со стивидором, с таможенником и вести простенькие морские разговоры.
Зима проходила в трудах и заботах. Работа во Внешторгтрансе, Мореходка, английский заполняли все время. Я очень уставал, не высыпался, но бодрости духа не терял.
В марте в моей семье произошло большое событие. Родился сын. Мальчишку назвали Игорем. Я ходил важный.
Наконец наступил долгожданный момент. В мае начались государственные экзамены. Так они назывались в Мореходке. Если экзамены оканчивались успешно, мы получали свидетельства штурманов малого плавания, которые тут же могли менять на дипломы. Стаж у всех был. А там — прощай матросский кубрик. Ты становился четвертым или даже третьим помощником. Но до этого все-таки было еще далеко. Надо сначала сдать экзамены, а одно название их — государственные— указывало на то, что дело это серьезное. Но все кончилось благополучно. Ребята выдержали испытания успешно, играл джаз на традиционном выпускном балу, в нашем классе накрыли столы, и мы с чувством произносили тосты в честь преподавателей. Благодарили их за учение. Рядом сидели наши принаряженные жены и девушки. Они с восторгом смотрели на будущих штурманов и, наверное, думали: «Ну, теперь жизнь будет полегче!»
Нас пригласили в зал, где торжественно вручили свидетельства штурманов малого плавания. Начальник техникума пожал каждому руку, пожелал семь футов под килем, прогремел туш. Счастливые, мы расходились по домам. Как ни трудно было, а все-таки дипломы мы получим.
На следующий день я уже обменял свидетельство на диплом. Он в красивой синей коленкоровой обложке, на которой вытиснено золотом: «Диплом». Прыгаю через ступеньки, бегу с третьего этажа на первый, в отдел кадров пароходства, и нетерпеливо стучу в окошечко комплектатора. Створка открывается, и я вижу голову дяди Васи.
— За назначением, — говорю я и с гордостью протягиваю ему мореходную книжку и диплом.
Елизаров принимает документы, разворачивает диплом, читает.
— Штурманом стал. Молодец! — говорит он и отдает мне диплом обратно. — Только придется эту навигацию еще матросом поплавать. Судов мало, свободных ваканций нет. Вот так…
А я-то думал, что меня сейчас же пошлют помощником капитана… Мое праздничное настроение омрачено, но ненадолго. Пока Елизаров роется в документах, я думаю: «Ничего. Попаду на пароход, а там, может быть, и должность откроется. Такие случаи часто бывают. Кто-нибудь заболеет или в отпуск пойдет… Ничего».
— На «Мироныч», — говорит комплектатор и протягивает мне приказ. — Счастливого плавания!
Дверца захлопывается. Вот это да! Я попадаю на «Мироныч», мой первый пароход загранплаваний. Как-то там теперь? Наверное, многое изменилось и люди новые? Ведь три года прошло! Ну, посмотрим.
КЭБ
Я не ошибся. Команда на «Мироныче» сменилась полностью. Пароход передали Балтийскому пароходству, и теперь на нем плавали ленинградцы. Приняв мои документы, старпом отпустил меня, сказав на прощание:
— Вахту будете стоять с Богдановым, жить во второй каюте, заступите с восьми утра.
Я шел по коридору, придирчиво оглядывая подволоки, переборки, палубу. Все сверкало чистотой. Хорошие традиции Августа Нугиса не забыли. За судном ухаживали.
В каюте, у столика, на брезентовой раскладушке сидел матрос и что-то писал. Когда я вошел, он бросил перо, перевернул тетрадь и уставился на меня. Первое, на что я обратил внимание, были его брови. Необычайно кустистые, какие-то белые, густые брови. Уже потом я разглядел все остальное. Голубые с хитрецой глаза, высокий лоб, рыжеватые волосы. В общем его лицо мне понравилось.