Когда все бодрствовали, Кентон не мог даже повернуть головы, чтобы не навлечь на себя удар кнута. Поэтому он часто позволял звукам рожка усыплять себя — зачем бодрствовать, если Шаран прячется?
Однажды, лежа без сна, Кентон услышал, как кто-то спускается по ступенькам. Он незаметно повернулся, так что лицо его было скрыто спинкой скамьи. Шаги затихли рядом.
— Зубран, — это был голос Гиги, — этот человек стал похож на молодого льва.
— Довольно сильный, — отозвался перс, — жаль, что силы его расходуются здесь, на то, чтобы вести этот корабль из одного тоскливого места в другое.
— Я согласен с тобой, — сказал Гиги. — Сейчас у него есть сила. И есть мужество. Вспомни, как он убил жрецов.
Вспомни! — В голосе Зубрана больше не было скуки. — Разве можно это забыть! Клянусь сердцем Рустама — как мог я забыть это? Кажется, впервые за сотни лет я увидел что-то похожее на настоящую жизнь. И этим я обязан ему.
— К тому же, — продолжал Гиги, — он предан тем, кого любит. Я рассказывал тебе, как он подставил свою спину, закрывая раба, что спит сейчас с ним рядом. Мне это очень понравилось, Зубран.
— Это великодушный поступок, — сказал перс. — Для совершенного вкуса, пожалуй, чуточку слишком красивый, но все же великолепный.
— Мужество, верность, сила, — вслух размышлял барабанщик, — и хитрость, — добавил он с веселой усмешкой. — Необычайная хитрость, Зубран, потому что он нашел способ оградить себя от звуков усыпляющего рога, и сейчас он только притворяется спящим.
Сердце у Кентона на мгновение замерло и сразу же бешено забилось. Откуда он узнал? И знал ли он наверняка? Или это только догадка? В отчаянии Кентон старался унять нервную дрожь, заставить тело расслабиться.
— Как! — воскликнул перс с недоверием. — Только притворяется? Гиги, ты бредишь!
— Нет, — тихо ответил Гиги. — Я наблюдал за ним, когда он не видел. Он не спит, Зубран.
Кентон вдруг почувствовал у себя на груди, прямо у бьющегося сердца, его лапу. Усмехнувшись, барабанщик убрал руку.
— К тому же, — сказал он с одобрением, — этот тип осторожен. Он немного доверяет мне, но не слишком. А тебя он совсем не знает и поэтому не доверяет тебе. Он лежит тихо и говорит себе: «Гиги не знает точно. Он не может быть полностью уверен до тех пор, пока я не открою глаза». Да, он осторожен. Но смотри, Зубран, он не сумел удержать кровь, и краска проступила у него на лице, и он не в силах замедлить удары сердца, чтобы оно билось спокойно, как у спящего.
Гиги опять усмехнулся, на этот раз с раздражением.
— Есть еще одно доказательство его осторожности — он не сказал своему другу, что рог не имеет над ним власти. Слышишь, как храпит длинноволосый? В таком сне нельзя усомниться. Это мне тоже нравится — он понимает, что если секрет знают двое, есть опасность, что его узнают все.
— Мне кажется, он крепко спит, — Кентон почувствовал, как перс наклонился над ним.
Веки у него поднимались сами собой, огромным усилием воли держал он глаза закрытыми, дышал ровно, не двигался. Сколько еще они простоят здесь, разглядывая его?
Наконец Гиги заговорил.
— Зубран, — сказал он тихо, — как и ты, я устал от черного жреца и от бесплодной борьбы Иштар и Нергала. Но, связанные клятвой, ни ты, ни я не можем восстать против Кланета или причинить вред его слугам. И не имеет значения, что эти клятвы вырвали у нас хитростью. Мы дали обет — и он нас связывает. Пока жрец Нергала правит на этой палубе, мы не можем сразиться с ним. Но представь, что Кланет не будет больше править, что другая рука ввергнет его в царство его мрачного повелителя, что тогда?
— Сильная должна быть рука! Где мы найдем такую среди этих морей? А если найдем, как заставить ее подняться на Кланета? — усмехнулся перс.
— Я думаю — вот она, — Кентон опять почувствовал прикосновение Гиги. — Мужество, преданность, сила, быстрый ум и осторожность — у него есть все это. И потом — он может перейти границу!
— Клянусь Ариманом! Это так! — прошептал перс.
— Теперь я дам другую клятву, — сказал Гиги, — и ты сделаешь то же самое. Если его цепи будут разорваны, он легко сможет пройти в каюту Шаран, и, я думаю, ему не составит труда получить назад свой меч.
— Ну и что тогда? — спросил Зубран. — Он все равно будет один против Кланета и всей его стаи. Мы не сможем помочь ему.
— Не сможем, — ответил барабанщик, — но мы не станем ему мешать. Наши клятвы не обязывают нас защищать черного жреца, Зубран. Будь я на его месте, когда разорвались бы мои цепи и я добыл бы меч, я нашел бы способ освободить его друга, который спит теперь рядом с ним. А он, я думаю, сумел бы отвлечь на себя всю стаю, пока этот волчонок, который уже стал взрослым волком, встретился бы с Кланетом.
— Да... — неуверенно заговорил перс, но потом продолжил веселее, — я хотел бы увидеть его свободным, Гиги. По крайней мере, кончится это проклятое однообразие. Но ты дал клятву.
— Клятва за клятву, — ответил Гиги. — Если цепи его будут разорваны, если он добудет меч, если встретится с Кланетом и мы не станем мешать ему и если он убьет Кланета, поклянется ли он стать нам другом, Зубран? Как ты думаешь?
— Почему он должен давать клятву, — спросил Зубран, — если мы еще не освободили его?
— Ты прав, — прошептал Гиги, — но если он даст такую клятву, я освобожу его!
В сердце Кентона вспыхнула надежда, потом закралось холодное сомнение. Не было ли все это ловушкой? Хитростью, чтобы помучить его? Он не пойдет... И все же — свобода!
Гиги опять наклонился к нему.
— Верь мне, Волк, — сказал он тихо. — Клятва за клятву, если согласен — посмотри на меня..
Ему предлагали бросить жребий. Что бы ни случилось, он согласится. Кентон открыл глаза и на мгновение задержал пристальный взгляд на светящихся черных бусинах, которые были сейчас так близко. Потом опять опустил веки и стал дышать медленно, притворяясь, что крепко спит.
Гиги со смехом поднялся. Кентон слышал, как они прошли вверх по ступеням.
Опять свобода! Неужели это правда? И когда Гиги — если только это не ловушка — когда Гиги освободит его? Долго лежал он так, и пламенная надежда сменялась леденящими душу сомнениями. Неужели это правда?
Свобода! Свобода и — Шаран!
Ждать Кентону пришлось недолго. Едва только замер звук усыпляющего рога, как он почувствовал, что кто-то трогает его за плечо. Цепкие пальцы ущипнули его за ухо, приподняли веки. Перед ним было лицо Гиги. Кентон вынул шелковые затычки, спасающие его от непреодолимого сна.
— Вот как ты это делаешь, — Гиги с интересом стал рассматривать затычки. Он присел рядом с Кентоном.
— Волк, — сказал он, — я хочу поговорить с тобой, чтобы ты смог получше узнать меня Я буду сидеть здесь, рядом, но сюда может прокрасться кто-нибудь из этих проклятых жрецов. И тогда я сразу же сяду на место Закеля. А ты повернись ко мне лицом и прими то обманчивое положение, которому я столько раз был свидетелем.
Он поставил ногу на скамью.
— Зубран сейчас с Кланетом, они спорят о богах. Зубран, хотя и поклялся служить Нергалу, считает, что этот бог — лишь слабое подобие Аримана, персидского бога тьмы. Он также убежден, что во всей этой войне за корабль, которая ведется между Иш-тар и Нергалом, нет не только искусности и оригинальности, но отсутствует всякий вкус, а на это никогда бы не пошли его боги; уж если бы они затеяли нечто подобное, они бы все сделали намного лучше. Зубран радуется, видя, что это раздражает Кланета.
Он опять поднялся и посмотрел вокруг.
— Тем не менее, — продолжал он, — в этот раз он спорит с Кланетом, чтобы отвлечь его, а особенно Закеля, на то время, пока мы с тобой разговариваем. Кланету в подобных спорах всегда нужна поддержка Закеля. Я сказал, что не могу слушать их разговоров и побуду здесь, пока они не закончат. А они не закончат, пока я не вернусь, ибо Зубран умен, о, он очень умен, он ожидает, что наш разговор положит конец его невыносимой скуке.
Гиги хитро взглянул на светлую палубу.
— Поэтому не бойся, Волк, — он покачался на своих кривых ногах. — Только когда я уйду, отодвинься в сторону и наблюдай за мной. Если понадобится, я дам тебе знак.