Потом — срывающийся голос дворецкого Джевинса, охваченного паникой:
— Мистер Джон! Мистер Джон!
Поборов приступ слабости, Кентон протянул дрожащую руку, чтобы выключить свет.
— Мистер Джон! Мистер Джон!
Старый слуга стучал в дверь, дергал за ручку, в его голосе слышался страх.
Держась за стол, чтобы не упасть, Кентон собрался с силами и заговорил:
— Что случилось, Джевинс... — Он хотел, чтобы его напряженный голос звучал легко и естественно. — В чем дело?
Он услышал слабый вздох облегчения, перешептывания слуг. Опять заговорил Джевинс:
— Я проходил мимо и услышал, как вы вскрикнули, сэр. Ужасный крик. С вами все в порядке?
Кентон собрал все силы, чтобы побороть мучительную слабость, и заставил себя рассмеяться.
— Да, конечно, — я просто уснул. Увидел страшный сон. Не волнуйтесь, идите спать.
— Ах, вот оно что...
Явное облегчение слышалось в голосе Джевинса, и все же сомнения не оставляли его. Джевинс не уходил, в нерешительности перетаптываясь за дверью.
Прозрачная красноватая пелена застилала Кентону глаза. Ноги его подкосились, он едва не упал. С трудом добравшись до кровати, он опустился на нее. Внезапный страх охватил Кентона, ему захотелось позвать Джевинса, приказать ему взломать дверь. Но что-то подсказывало ему, что этого делать нельзя, он должен сражаться в одиночку, если только хочет ступить на палубу корабля вновь!
— Идите, Джевинс! — крикнул он резко. — Черт возьми, я ведь просил оставить меня в покое! Убирайтесь!
Слишком поздно он понял, что никогда раньше не говорил в таком тоне со старым слугой, который любил его, как родного сына. Неужели он выдал себя и подозрения Джевинса превратились в уверенность? Страх заставил его заговорить вновь.
— Со мной все в порядке! — Он с трудом засмеялся. — Конечно, все в порядке!
Если бы не этот туман перед глазами! Что же это такое? Кентон провел рукой по лбу. Увидев на ладони кровь, он тупо уставился на свою руку.
— Ну что ж, хорошо, мистер Джон. — Сомнения больше не было, в голосе Джевинса были только любовь и преданность. — Но услышав, как вы кричите-
О Боже, неужели он никогда не уйдет? Скосив глаза, Кентон осмотрел руку. До самого плеча она была красной от крови. Кровь капала с пальцев.
— Всего лишь страшный сон, — добавил он тихо, прервав поток собственных мыслей. — Я не буду спать, пока не закончу дела и не лягу в постель, так что идите.
— Тогда спокойной ночи, мистер Джон.
— Спокойной ночи, — ответил Кентон.
Он сидел, превозмогая слабость, до тех пор, пока шаги Джевинса и остальных не замерли вдалеке. Потом он попытался подняться. Но силы оставили его. Кентон упал на колени. Ползком он добрался до маленького шкафчика, с трудом открыл дверцу и вынул бутылку коньяка. Поднеся бутылку ко рту, он сделал большой глоток. Огненный поток пробежал по всему телу, придавая силы. Кентон поднялся.
Почувствовав внезапную резкую боль в боку, Кентон зажал рану рукой. Тонкие теплые струйки сочились сквозь пальцы.
Он вспомнил — его ударил мечом один из воинов Кланета!
В памяти вспыхивали картины случившегося: дрожание стрелы в щите викинга, булава Гиги, немое изумление воинов, сеть, наброшенная на Шаран, удивленные лица..
И потом — это!
Кентон снова взял бутылку. Не успев поднести ее ко рту, он замер, напрягая каждый нерв, каждый мускул. Прямо перед собой он увидел очертания какого-то человека, мужчины, с ног до головы забрызганного кровью. На него смотрело волевое, свирепое лицо, в глазах сверкала угроза, на залитые кровью плечи ниспадали длинные спутанные пряди черных волос. Кровью сочилась рана, рассекавшая лоб. Мужчина был голым до пояса: от левого соска до самого бока тянулась глубокая кровоточащая рана, обнажающая ребра!
Окровавленный, грозный, вселяющий ужас всем своим видом, на Кентона смотрел какой-то оживший призрак пиратского корабля, несущего смерть.
Но что это! В его лице было что-то знакомое — глаза! Взгляд привлекло золотое мерцание на правой руке незнакомца. Браслет. И Кентону был знаком этот браслет...
Свадебный подарок Шаран!
Кто стоял перед ним? Мысли Кентона путались, он не мог думать, рассудок охватило какое-то оцепенение, красная пелена застилала глаза, мучительная слабость валила с ног.
Внезапная ярость обуяла Кентона. Он размахнулся, чтобы швырнуть бутылку прямо в это дикое, свирепое лицо.
Человек напротив тоже поднял левую руку, сжимая точно такую же бутылку..
Это был он сам, Джон Кентон, его отражение в длинном зеркале на стене. Этот залитый кровью, израненный, охваченный яростью человек был он сам!
Часы пробили десять.
В Кентоне произошла мгновенная перемена, как будто удары часов были магическим заклинанием. В голове прояснилось, вернулись воля и решительность.
Он сделал еще один глоток и, не глядя в зеркало, не оборачиваясь, чтобы посмотреть на корабль, пошел к двери.
Уже взяв в руки ключ, он остановился в раздумье. Нет, так не пойдет. Выходить в холл было слишком рискованно. Джевинс, наверное, все еще где-нибудь поблизости, и другие слуги могут заметить Кентона. А если он сам не узнал себя, что подумают они, когда его увидят?
Кентон не мог выйти из комнаты, не мог принести воды, чтобы промыть раны и смыть кровь. Придется довольствоваться тем, что есть под рукой.
Он вернулся к шкафчику, по дороге сорвав со стола скатерть. Нога задела какой-то предмет. На полу лежал меч Набу. Он больше не светился голубым, а весь был залит кровью, как и сам Кентон.
Оставив меч на полу, Кентон вылил на ткань немного коньяка, чтобы промыть раны. Потом достал аптечку, где хранились бинты и йод. Закусив от боли губу, Кентон залил йодом глубокую рану на груди, смазал порез на лбу. Из корпии он сделал повязки и перетянул обе раны. Кровотечение остановилось. Жжение йода стало стихать. Кентон опять оглядел себя в зеркале.
Пробила половина одиннадцатого.
Половина одиннадцатого! Сколько было времени, когда он усилием воли вызвал корабль, взяв в руки золотые цепи, которые подняли его и перенесли из этой комнаты загадочный мир?
Было девять!
Прошло всего полтора часа! Но в том, другом мире, где время не существует, он побывал уже рабом и завоевателем, дрался в сражениях, покорил корабль и женщину, которая смеялась над ним, а потом полюбила, и наконец стал таким, какой он теперь!
Не прошло и двух часов!
Взяв меч, Кентон подошел к кораблю. Рукоятку он вытер, но клинок не тронул. Прежде чем Кентон решился взглянуть на корабль, он осушил бутылку.
Сначала он посмотрел на каюту Шаран. Цветущих деревьев, казалось, стало меньше. Сорванная с петель дверь лежала рядом, окна были разбиты. На крыше, опустив головки, тосковали голуби..
Всего четыре весла вместо семи оставалось на каждом борту. Из двадцати восьми гребцов осталось десять, на загребных веслах сидели по двое, на остальных — по одному.
Правый борт покрывали глубокие выбоины, следы ударов галеры; корабль Иштар все так же плыл неведомо куда в этом неизвестном мире, из которого Кентон был вырван неведомой силой.
У руля стояла маленькая фигурка — игрушка, управляющая игрушечным кораблем. Это был мужчина с длинными светлыми волосами. У его ног сидели еще двое — один с обезьяньими руками и лысой блестящей головой, другой — рыжебородый, с агатовыми глазами — держал на коленях сверкающий ятаган.
Депрессия охватила Кентона, он почувствовал себя оторванным от самого дорогого; так страдала бы человеческая душа, покинутая всеми на какой-нибудь незнакомой звезде на краю Вселенной.
— Гиги! — простонал Кентон. — Сигурд! Зубран! Возьмите меня к себе!
Наклонившись, он нежно гладил фигурки, согревая их теплым дыханием, как будто пытаясь оживить их. Он задержался на Гиги — Кентон инстинктивно чувствовал, что тот сильнее и может помочь ему. Сигурд был мужественным, Зубран — проницательным, но в жилах кривоногого великана текла сила земных богов, сила радостно-юной земли, древняя неузнанная сила, давно уже утраченная людьми.