— Гиги! — прошептал он, наклонясь к самому лицу фигурки. — Гиги, Гиги! Ты слышишь меня?
Кажется, фигурка передвинулась?
Чей-то крик нарушил его сосредоточенность. Мальчишки — продавцы газет со своими дурацкими новостями, которые считаются важными в этом нелепом мире, где он чувствует себя изгнанником! Этот крик разорвал тонкие и хрупкие нити, которые уже стали протягиваться между ним и фигурками. Кентон выпрямился, ругаясь. Вдруг в глазах у него потемнело, и он упал. Сказалась огромная потеря сил, опять подкралась предательская слабость. Кентон дотянулся до шкафчика, отбил горлышко второй бутылки и вылил в рот половину ее содержимого.
Подстегнутая кровь шумела в ушах, возвратившаяся сила разливалась по телу. Кентон выключил свет. Сквозь тяжелые шторы с улицы проник тонкий луч, очертив силуэты трех фигурок. Еще раз Кентон собрал всю свою волю.
— Гиги! Это я! Я зову тебя! Гиги! Ответь! Гиги!
Фигурка пошевелилась, вздрогнула, подняла голову.
Откуда-то издалека до него донесся голос Гиги, слабый, холодный, как острие ледяного ножа, нарисованного морозом на стекле, призрачный и неживой, — казалось, он долетал из неизмеримых далей.
— Волк, я тебя слышу! Волк! Где ты?
Кентон ухватился за эту ниточку звука, как будто она была канатом, протянутым для него над бездной.
— Волк! Или сюда! — голос зазвучал громче.
— Гиги! Помоги мне, Гиги!
Два голоса — тот, далекий и слабый, и его собственный — встретились и слились воедино. Они протянулись над пропастью, разделявшей Кентона и то неведомое измерение, в котором существовал корабль.
Наконец маленькая фигурка выпрямилась, и голос Гиги раздался громче:
— Волк! Иди сюда! Мы слышим тебя! Иди к нам!
И следом — как заклинание:
— Шаран! Шаран! Шаран!
Влекомая звучанием любимого имени, воля Кентона яростно устремилась вперед.
— Гиги! Гиги! Зови меня!
Кентон больше не видел комнаты. Далеко-далеко внизу был корабль, а сам Кентон превратился в маленькую частичку жизни, парящую в пустоте, рвущуюся к кораблю и зовущую, молящую о помощи. Нить звука, связавшая их, натянулась и дрожала, как паутина. Она удерживала Кентона в своих сетях и опускала его вниз.
Корабль начал расти, он был еще окутан дымкой, но становился все больше и больше, и Кентон все ниже и ниже спускался по нитям звука ему навстречу. Эти нити становились крепче, потому что другие звуки вплетались в них — пение Сигурда, выкрики Зубрана, шелест ветра, похожий на звучание арфы, монотонное бормотание разбивающихся волн, читающих свои молитвы по четкам морской пены.
Корабль приближался. В какое-то мгновение на его фоне проступили дрожащие очертания комнаты Кентона. Казалось, они хотят заслонить корабль, поглотить его. Но корабль вырвался, взывая к Кентону голосами его товарищей, голосами ветра и моря, слитыми воедино.
— Волк! Ты где-то рядом! Иди сюда! Жаран! Шаран! Шаран!
Призрачный силуэт обрел плоть и поглотил Кентона.
Руки Гиги протянулись к нему, схватили и вырвали из чужой материи.
В этот момент Кентон увидел кружение хаоса, услышал рев и вой, как будто другой мир уходил у него из-под ног, уносимый сильными ветрами!
Он опять стоял на палубе корабля.
Гиги крепко прижимал его к своей волосатой груди, Сигурд обнимал за плечи, Зубран, выкрикивая от радости замысловатые персидские ругательства, сжимал руки Кентона, вцепившиеся в спину Гиги.
— Волк! — проревел Гиги, и слезы заполнили глубокие морщины на его лице, — Где ты был?
— Неважно! — ответил Кентон со слезами в голосе. — Неважно, где я был, Гиги. Я вернулся! О, слава Богу, я вернулся!
Слабость одолевала Кентона, напряжение и раны истощили его. Он очнулся в каюте похищенной Шаран. Его раны недавно перевязали. На Кентона смотрели трое мужчин и четыре девушки. В их лицах не было упрека, а застыло любопытство, сдерживаемое благоговейным страхом.
— Должно быть, это очень странное место, — то, где ты был, Волк, — наконец произнес Гиги. — Посмотри! Рана у меня на груди уже зажила, порезы Сигурда — тоже, а твои — как будто совсем свежие.
В самом деле, Кентон увидел, что от раны Гиги остался только красный рубец.
— И ушел ты от нас необычно, брат, — громко произнес викинг.
— Клянусь огнем Ормузда, — заговорил перс, — это было прекрасно. Это помогло нам. Король Цирус учил, что хороший генерал всегда знает, как надо отступать, чтобы спасти свое войско. А твое отступление, друг, было поистине совершенным Если бы не твое умение, нас бы сейчас здесь не было.
— Это не было отступлением! Это произошло помимо моей воли, — прошептал Кентон.
— Ну что ж, — перс в нерешительности покачал головой, — как бы там ни было, мы спаслись благодаря тебе. Ты был в лапах этих поганых псов, а через секунду ты превратился в тень. И потом даже тень вдруг исчезла!
— Как взвыли эти поганые псы и бросились бежать! — засмеялся Зубран. — И те, что нападали на нас, тоже разбежались, они бросились в свою конуру, на галеру, несмотря на все проклятья Кла-нета. Они очень испугались, друг, да и я тоже, на какую-то минуту. Потом их весла погрузились в воду, и они поспешили прочь, а проклятья Кланета все еще доносились до нас, даже когда галеры уже не было видно.
— А Шаран? — простонал Кентон. — Что они с ней сделали? Где она?
— Я думаю, она в Эмактиле, на острове Колдунов, — ответил Гиги. — Не бойся за нее, Волк. Черным жрецам нужны вы оба. Кланету мало будет просто убить тебя или замучить ее — нет, надо, чтобы твои глаза смотрели на ее муки и чтобы она видела твои агонии. Нет, пока он не добрался до тебя, Шаран в безопасности.
— Она, конечно, несчастна, и ей плохо живется, но жизнь ее, несомненно, в безопасности, — подтвердил перс.
— Трех девушек они забрали вместе с Шаран, — сказал Сигурд. — Трех убили. Остались вот эти четыре.
— Они забрали Саталу, мой маленький сосуд радости, — горько сказал Гиги — И за это Кланет тоже ответит, когда придет расплата.
— Половина рабов погибла, когда галера налетела на нас, — продолжал викинг. — Одним веслами переломало ребра и спины, другие умерли спустя некоторое время. А этот чернокожий, которого мы посадили на место Закеля, — ну и герой! Он сражался там, внизу. У нас теперь осталось всего восемь весел. Чернокожий тоже гребет, но он не прикован. Когда у нас будут новые рабы, он опять станет надсмотрщиком, и его будут почитать.
— Я вспомнил, — опять заговорил Гиги, возвращаясь к тому же, — когда я вытащил тебя из воды, в тот день, когда ты сражался со жрецами Кланета, твои раны, что нанесли тебе девушки, тоже были совсем свежими. А ведь прошло уже много времени, и они должны были зажить. И опять твои старые раны кровоточат, словно свежие. Да, это, видимо, странное место — откуда ты пришел. Волк, там совсем нет времени?
— Это ваш собственный мир, — ответил Кентон. — Вы все — оттуда.
Они в молчании смотрели на него; Кентон вскочил.
Плывем в Эмактилу! Сейчас же! Искать Шаран! Мы должны освободить ее! Когда мы пойдем, Гиги? Когда?
Внезапно рана его открылась, и он упал в полном изнеможении.
— Сначала пусть зарубцуются твои раны, — сказал Гиги и начал снимать пропитавшиеся кровью повязки. — К тому же мы должны подготовить корабль к такому путешествию. Найти гребцов. А теперь лежи тихо, пока не поправишься. Кланет не причинит Шаран никакого вреда, пока остается надежда поймать тебя. Это говорю тебе я, Гиги. Поэтому не тревожься.
Для Кентона потянулось нетерпеливое ожидание. Находиться здесь, тогда как черный жрец, возможно, несмотря на уверения Гиги, изливает все свое мщение на Шаран! Это было невыносимо. У Кентона началась лихорадка. Его раны оказались более серьезными, чем он предполагал. Гиги ухаживал за ним.
Лихорадка прошла, и когда Кентон несколько окреп, он рассказал Гиги о мире, который они оставили, о произошедшем в нем в течение тех долгих веков, что они плавали на этом корабле, не зная времени, о машинах и войнах, о новых законах и обычаях.