Пройдя по коридору около ста шагов, жрец неожиданно прислонился к стене. Стена раздвинулась, и они оказались в тускло освещенном длинном коридоре. Продвигаясь вперед, Кентон заметил, что этот тайный лабиринт в точности повторяет все изгибы храма и, вероятно, расположен внутри него.
Путь преградила тяжелая бронзовая дверь. Жрец, казалось, едва дотронулся до нее, как дверь распахнулась, закрывшись за ними, когда они вошли.
Кентон очутился в склепе. Впереди виднелась еще одна дверь, в точности как предыдущая. Слева он заметил гладкий белый камень длиной примерно в десять футов.
— Разум женщины, которую ты любишь, — спит! — раздалось вдруг из камня. — Она живет в мире грез, и эти грезы создал для нее другой разум. К ней подбирается зло, и нельзя допустить, чтобы оно победило. Все зависит от тебя — от твоей мудрости, силы и мужества. Когда ты поймешь, что время пришло, открой дальнюю дверь. Твой путь ведет туда. И помни — разум женщины спит. Разбуди его, пока не поздно.
Что-то со звоном упало на пол. У ног Кентона лежал маленький треугольный ключ. Кентон наклонился и взял его. Разгибаясь в пояснице, он увидел у дальней двери голубого жреца.
Жрец превратился в тонкую струйку дыма; с каждым мгновением становясь все прозрачнее, он наконец растаял совсем.
Кентона отвлекли неясные приглушенные звуки множества голосов. Он прислушивался, переходя от одной двери к другой. Голоса доносились не из коридора. Казалось, они исходит из белого камня. Кентон припал к камню ухом. Звуки стали громче, но он все равно не мог разобрать слов. Камень, должно быть, в этом месте очень тонкий, если так хорошо слышно. Справа на камне Кентон увидел маленькую светящуюся ручку и потянул за нее.
Внутри камня засветилось круглое туманное пятно шириной примерно три фута. Оно становилось все ярче и наконец ослепительно засверкало. На этом же месте возникло круглое отверстие — окно. Кентон увидел головы двух мужчин и женщины. Их голоса слышались теперь так ясно, как будто они стояли рядом. Волнами накатывался говор толпы. Кентон отпрянул, опасаясь, что его заметят. Маленькая ручка встала на место, окно подернулось дымкой, голоса замерли. Перед Кентоном опять была гладкая белая поверхность.
Он вновь медленно потянул за ручку и снова увидел, как разгорается твердь камня, и опять появились три головы. Свободной рукой он коснулся камня, подняв руку выше, к круглому отверстию. Но его пальцы все время ощущали холодную твердь. Даже там, где он видел окно, под рукой был камень!
Кентон понял — это устройство, придуманное колдунами-эрецами. Отсюда можно было наблюдать и слушать. Им известны были какие-то свойства света, еще не исследованные наукой в мире Кентона, они могли управлять колебаниями световых волн и делать камень с одной стороны прозрачным. В чем бы ни заключался секрет, ясно было одно — сквозь камень могли пройти воздушные волны звука и эфирные волны света.
Не выпуская ручку, Кентон стал всматриваться в находившихся поблизости и в то же время ничего не подозревавших о нем.
Поднимался туман. Сгущаясь, он превращался в мрачные грозовые тучи, которые открывали вершину храма. Кентон видел перед собой огромную открытую площадку, пол которой был выложен восьмиугольниками черного и белого мрамора. Придавая этой картине еще более сказочный вид, площадку широким полукругом охватывал ряд стройных колонн, мерцавших то красным, то черным цветом. Их конусообразные резные верхушки были похожи на ветви гигантских папоротников, на которых, как капли росы, сверкали бриллианты и сапфиры. На черно-алых колоннах светились таинственные знаки, выведенные золотом и лазурью, изумрудом и серебром. Множество этих колонн поднималось к хмурому догорающему небу.
Менее чем в ста футах от Кентона стоял золотой алтарь, его охраняли отлитые из какого-то темного металла фигуры Керубов — чудовищ с головой человека, крыльями орла и телом льва. Их свирепые бородатые лица казались живыми. В треножнике малиново светился острый неподвижный язычок пламени.
Примерно в двенадцати ярдах от колонн широким полумесяцем выстроилось двойное кольцо лучников и копьеносцев. Они преграждали путь огромной толпе — здесь были мужчины, женщины, дети; толпа волнами накатывалась на воинов, но тут же отступала, разбиваясь на множество мелких брызг. Многие и многие десятки людей, оставив свою привычную жизнь, вошли в этот мир, лишенный времени.
— Говорят, новая жрица очень красива, — сказали где-то совсем рядом с Кентоном. Это говорил худой бледный мужчина, на гладких волосах которого красовалась фригийская шапочка. Кентон увидел также черноглазую темноволосую женщину в полном расцвете красоты, рядом с которой стоял бородатый, похожий на волка, ассириец.
— Говорят, она принцесса, — сказала женщина, — принцесса из Вавилона...
— Принцесса из Вавилона! — отозвался ассириец. Волчье лицо смягчилось, в голосе послышалась грусть. — О, если бы вернуться в Вавилон!
— Говорят, в нее влюблен жрец Бела, — опять нарушила молчание женщина.
— В жрицу? — шепотом переспросил фригиец; женщина кивнула. — Но ведь это запрещено, — пробормотал он, — за это — смерть!
Женщина рассмеялась.
— Шш-ш! — остановил их ассириец.
— А в жреца влюблена танцовщица Нарада! — продолжала женщина, не обращая внимания. — И значит, как всегда, кто-нибудь из них поспешит к Нергалу!
— Шш-ш! — опять прошептал ассириец.
Послышались громкие удары в барабан и сладкие звуки флейты. Кентон повернул голову, высматривая музыкантов. Взгляд его упал на небольшую группу девушек. Розовые пальчики пятерых лежали на маленьких барабанах, две держали в руках тростниковые дудочки, а три склонились над арфами. Перед ними что-то лежало, — вначале Кентон принял это за огромную мерцающую паутину, сплетенную из черных сверкающих нитей, в которой бились, запутавшись, золотые бабочки. Вдруг паутина вздрогнула, приподнялась.
Темные шелковые нити опутывали женщину, столь прекрасную, что на мгновение Кентон забыл о Шаран. Вся она была подобна темному бархату знойной летней ночи, ее глаза напоминали ночное небо без звезд, черное облако волос окутывала золотистая шелковая сеть. Что-то мрачное было в этом золоте, как и во всем прекрасном облике женщины.
— Ну и женщина! — собеседница обратила смелый взгляд на ассирийца. — Такая своего добьется, в этом я уверена!
Позади нее раздался тихий задумчивый голос, полный обожания:
— О да! Но новая жрица не женщина. Она — Иштар!
Кентон вытянул шею, пытаясь разглядеть говорившего. Он увидел худощавого юношу лет девятнадцати. Его мечтательные глаза казались совсем детскими.
— Он немного не в себе, — зашептала ассирийцу темноволосая женщина, — с тех пор, как появилась новая жрица, он все время здесь бродит.
— Кажется, будет гроза. Небо — как медный таз, — тихо сказал фригиец. — В воздухе висит что-то зловещее.
— Говорят, что в грозу Бел приходит в свое жилище, — отозвался ассириец. — Наверное, жрица не будет сегодня грустить в одиночестве!
Женщина лукаво рассмеялась Похоть послышалась Кентону в этом смехе. Раздался отдаленный удар грома.
— Возможно, это он идет, — сказала женщина с притворной скромностью.
Послышались пульсирующие звуки арф, жалобный стон барабана. Одна из девушек запела нежным голосом:
Гневная искра вспыхнула в задумчивых глазах Парады.
— Потише! — услышал Кентон ее шепот. Девушки тихонько засмеялись; зазвучали нежные трели арф, тихие удары в барабан. Но певшая лишь молча опустила глаза.
— А что, эта жрица в самом деле так прекрасна? — спросил фригиец.