Выбрать главу

Шаран подняла голову и взглянула на Кентона из-под приопущенных ресниц.

— Теперь я узнаю тебя! — воскликнула она. — Ты лежал тогда на палубе и смотрел, как я билась с Кланетом! Да, теперь я узнаю — хотя тогда у тебя не было ни этого плаща, ни меча, и ты исчез, едва я на тебя взглянула!

Кентон улыбнулся.

— В лице твоем был страх, — сказала она, — страх в твоих глазах; а потом ты исчез!

Она приподнялась; Кентон увидел, что ее подозрительность укрепляется. Услышав в ее голосе нотки презрения, он едва не рассвирепел. Схватив Шаран за руку, он вновь усадил ее рядом.

— Да, то был я, — сказал он, — но не моя вина в том, что я ушел тогда, — ведь я вернулся, как только смог. А глаза обманули тебя. Не смей и думать о том, что ты видела в них страх! Посмотри! — яростно настаивал он.

Шаран пристально посмотрела на него, вздохнула и опустила голову, вздохнула опять и медленно наклонилась к Кентону. Он сжал ее в объятьях.

— Довольно, — Шаран оттолкнула его, — у тебя нет на уме зла. Я отрекаюсь от своих слов — в твоих глазах не было страха. И это не было бегством. Говори — и я пойму тебя. Да будет так!

— Между Иштар и Нергалом, — продолжала она прерванный рассказ, — были и остаются ненависть и вражда. Ибо Иштар дарует жизнь, а Нергал ее отнимает, она служит добру, а он — злу. И кто может соединить Небо и Ад, жизнь и смерть, доброе и злое?

А она, Зарпанит, Кадишту, Священная, любимая жрица Иштар — она соединила. Ибо она не спускала глаз с того, от кого должна была отвернуться, она любила то, что должна была ненавидеть.

Да — жрица Повелительницы жизни полюбила Алузара — жреца Бога смерти! Любовь ее разгоралась ярким пламенем, свет которого озарял его — его и никого больше. Будь Зарпанит богиней, она пошла бы за Алузаром в Жилище Потерянных, как сама Иштар отправилась туда за своим возлюбленным Таммузом, чтобы спасти его или остаться там вместе с ним.

Да, она готова была остаться с ним в холодной темноте подземелий, где блуждают тени умерших и слышатся их слабые голоса. В мрачных владениях Нергала, в пустоте его обиталища, в его черном жилище, где самая темная тень земли показалась бы солнечным светом, Зарпанит была бы счастлива, зная, что Алузар с ней.

Так велика была ее любовь!

И я помогала ей, потому что любила ее, — прошептала Шаран, — но Кланет вынашивал против Алузара коварные планы, он ждал удобного случая, чтобы выдать его и занять его место. Алузар же доверял ему. И вот наступила та ночь...

Шаран замолчала, словно бы заново переживая ужас случившегося.

— Наступила ночь, когда Алузар и Зарпанит соединились... они встретились в ее покоях. Их руки сплелись, губы слились...

И в эту ночь Иштар спустилась с небес и воплотилась в Зарпанит!

Едва это произошло, Нергал поднялся из своего темного царства и воплотился в Алузаре..

И вот в объятьях друг друга, глядя друг другу в глаза, сгорая в огне смертной любви, лежали Иштар и Нергал, небо и ад, дух жизни и дух смерти!

Дрожь пробежала по телу Шаран, она зарыдала, и прошло немало времени, прежде чем она заговорила снова.

— Наконец объятья их были разорваны, нас закружили страшные ураганы, ослепили молнии. Когда вернулось сознание, мы увидели перед собой всех жрецов и жриц Семи Богов. Все уже было известно!

Даже если бы Иштар и Нергал не встретились в ту ночь, все равно грех Зарпанит и Алузара был бы раскрыт. Кланет, который должен был стоять на страже, выдал их, навлеча на них всеобщий гнев!

— Будь проклят Кланет! — Шаран вскинула руки. Кентон на себе ощущал пульсацию ее ненависти, подобную ударам огненных струй. — Да будет он пресмыкаться в холодной тьме обители Нергала и никогда не сможет умереть! О, богиня Иштар! Гневная Иштар! Отдай его прежде мне, чтобы я сама видела, как он уходит туда!

5. Как рассудили боги

— Некоторое время, — продолжала Шаран, — мы лежали в кромешной тьме, Зарпанит и я, об Алузаре мы ничего не знали. Велик был грех этих двоих, но была в нем и моя доля. Долго не находили нам кары. Я утешала Зарпанит, как могла, я любила ее и не думала о себе — ведь сердце ее разрывалось, она не знала, что стало с ее любимым.

И вот наступила еще одна ночь, когда жрецы пришли к нам. В полном молчании они отвели нас к Ду-аззага, Сверкающему Залу, где совещались боги. Другие жрецы привели Алузара. Перепуганные, они открыли дверь и втолкнули нас троих внутрь.

Душа моя сжалась и задрожала, и я почувствовала, как рядом вздрогнула Зарпанит: Ду-аззага был весь залит светом, и не изображения богов, а сами боги сидели перед нами! Они смотрели на нас, подернутые мерцающим облаком. Там, где находился Нергал, сгущалась огненная тьма.

В лазурной дымке, окружавшей святилище Набу, зазвучал голос бога мудрости.

— Твой грех, женщина, так велик, — вымолвил он, — и твой, жрец, тоже, что он потревожил богов! Что можете вы сказать в свое оправдание, прежде чем мы объявим о нашем решении?

Голос Набу был холоден и бесстрастен, как свет дальних звезд, но в нем угадывалось понимание.

Внезапно я почувствовала еще большую любовь к Зарпанит, и это придало мне силы; а она стояла рядом со мной, напряженная, дерзкая, защищенная, как щитом, своей любовью. Она ничего не ответила — только протянула к Алузару руки. Его любовь была столь же бесстрашна, он обнял Зарпанит.

Губы их встретились — и карающие боги были забыты!

И вновь заговорил Набу:

— Эти двое сгорают в пламени, погасить которое способна только Иштар, а может быть, и она здесь бессильна.

Услышав это, Зарпанит освободилась от объятий любимого, приблизилась к ореолу, скрывавшему Иштар, и обратилась к ней:

— Скажи, о Богиня, разве не ты порождаешь этот огонь, который мы зовем любовью? Разве не ты создала его, разве не ты зажгла этот факел над бездной Хаоса? И разве ты не знала, сколь велико могущество творения рук твоих? О Священная Иштар, эта любовь пришла ко мне незваной, она явилась и овладела мной, мной, которой ты владела и сейчас владеешь, хотя ты и оставила меня. И моя ли в том вина, что сила этой любви разбила двери моего храма, что эта любовь ослепила меня, что я видела лишь его — его, на которого пролился этот волшебный свет? Ты создала любовь, о Иштар, и если не хотела ты делать ее всепобеждающей, зачем дала ты ей такую силу? А если любовь стала сильнее тебя, тебя, которая создала ее, разве мы — мужчина и женщина — повинны в том, что не смогли совладать с ней? Даже если любовь и не стала сильнее тебя, все равно человек слабее. Так покарай ее, свое дитя, о Иштар, а не нас!

Молчание богов нарушил Повелитель Набу:

— В ее словах истина. О Иштар, это пламя ты знаешь лучше любого из нас. И тебе отвечать земной женщине.

Из-за дымки, скрывавшей богиню, раздался голос, разгневанный, но и в гневе мелодичный.

— Есть правда в твоих словах, Зарпанит, что была мне когда-то дочерью. Есть правда, и поэтому я сдержу свой гнев. Ты спрашиваешь, кто сильнее — любовь или я, ее творец. Мы узнаем это! Ты и твой возлюбленный будете жить вместе. Вы будете всегда рядом, вы сможете видеть друг друга, ваши взгляды будут встречаться, но никогда — руки и губы. Вы сможете говорить друг с другом, но никогда — о том пламени, что зовут любовью! Ибо если оно разгорится и соединит вас, то я, Иштар, сама буду биться с ним. И это будет не та Иштар, которую ты знала. Нет, то будет моя сестра, которую люди называют Гневной, Богиней-Разрушительницей, она примет твой облик, Зарпанит! И так будет до тех пор, пока твое пламя не победит ее или не погаснет.

Голос Иштар затих. Боги молчали. Вдруг из огненной завесы, окружавшей Нергала, раздался громовой голос Повелителя Смерти.

— Вот как ты рассудила, Иштар! А теперь послушай, что скажу тебе я, Нергал, — я не отступлюсь от этого человека! И я не разгневан, нет — ведь это его глазами я видел так близко твои, о Мать Жизни, — тьма содрогнулась от хохота, — я останусь с ним и я встречу тебя, Иштар-Разрушительница! Мое искусство сравнится с твоим, моя сила — с твоей, и так будет, пока я не погашу это пламя, я, а не ты. Ибо в моих владениях нет такого огня, а когда эти двое придут ко мне, огонь этот может испугать мое темное царство!