Ощущение гнетущей пустоты охватило меня. Словно умерла частица меня самого. Ужас и чувство вины, как будто я сам участвовал в свершившемся святотатстве, сжали мое сердце.
Ева прижалась ко мне, дрожа от страха. Я отбросил прочь тяжелые мысли и крепче обнял ее, пытаясь успокоить. Говорить было невозможно от грохота.
Через некоторое время камни перестали валиться со стен и с потолка. Баркер зажег свой фонарь. Мы пошли дальше, обходя небольшие обвалы и перелезая через нагромождения камней. Тоннель был сильно поврежден. Я впервые молился, — если это можно назвать молитвой, — чтобы не рухнул пол или потолок и не завалило выход из тоннеля. Если бы это случилось, мы умерли бы здесь, как крысы в крысоловке.
Но по мере того как мы пробирались все дальше от эпицентра взрыва, завалов становилось все меньше, хотя позади нас го и дело слышался грохот валившихся камней. Наконец мы подошли к грубо вырубленной в скалах глухой стене,. перекрывавшей проход. Последней, как мы надеялись, преграде перед выходом из тоннеля.
Мы с Баркером долго возились, пытаясь определить, как она открывается. Иногда от отчаяния опускались руки. Батарейки сели. Фонарик почти не давал света. Но, в конце концов, когда фонарик почти совсем погас, Баркеру удалось найти щиток, закрывавший управление механизмом, и опустить стену. Холодный свежий воздух ворвался в тоннель. Совсем близко слышался шум прибоя. Еще минута —-и мы стояли на тех самых валунах, где я видел Сатану, любовавшегося заливом.
Я увидел фонари «Херувима». Яхта качалась на волнах у самого берега. Ее прожектор обшаривал то причал, то дорогу, ведущую через лес к большому дворцу.
Мы поспешно слезли с камней и осторожно начали пробираться вдоль прибоя к причалу.
Справа от нас в небе полыхало зарево пожара. Вершины деревьев казались на его фоно силуэтами карликовых растений на японских пейзажах.
Это были отблески погребального костра Сатаны.
Мы подошли к пирсу и попали в лучи прожектора. Мы храбро продолжали идти вперед. Баркер спрыгнул в подходящий катерок, пришвартованный к причалу. Там, на яхте, должно быть, думали, что мы собираемся к ним. Они направили прожектор прямо на нас.
Загудел мотор. Я помог Еве спуститься в катер и спрыгнул следом. Баркер включил первую скорость, затем вторую, и катер рванулся вперед.
Ночь была безлунная. Над водой стелился легкий туман. Отблески огромного пожара плясали на ленивых волнах.
Баркер правил прямо к яхте. И вдруг резко перевел руль влево и помчался прочь. На палубе «Херувима» поднялся крик. Туман сгущался по мере того, как мы удалялись от берега. Луч прожектора с трудом пробивался сквозь него. Наконец он потерял нас и вернулся обратно к причалу.
Баркер правил к побережью Коннектикута. Он передал мне руль и пошел назад проверить мотор. Ева прижалась ко мне. Я крепко обнял ее свободной рукой. Она опустила головку на мое плечо.
Мои мысли снова вернулись к горящему замку. Что там происходило? Может быть, сильный взрыв и пламя пожара привлекли внимание зевак и добровольцев-пожарных из окрестных деревнь, а также и полицию? Скорее всего, нет. Замок был расположен в отдаленном труднодоступном месте. Но рано или поздно они все-таки там появятся. Что они обнаружат? И как они это воспримут? Многие ли успели сбежать оттуда?
А сколькие остались запертыми в замке Сатаны? Сколько погибло от ножей рабов и бомб Кохема? Среди них были люди, занимавшие высокое положение в обществе. Какие последствия вызовет их исчезновение?! Газеты очень долго будут муссировать эту тему.
Ну и Сатана! При ближайшем рассмотрении просто жулик, нечестный игрок, которого в конце концов подвели им же изготовленные фальшивые кости. Если бы он честно играл в свою игру, он был бы непобедим. Но он лгал. Вся его власть основывалась на лжи. И она не могла быть крепче того, что было ее основой.
Сатану погубила его собственная ложь.
Нет, это не просто нечистый на руку игрок... Он был чем-то большим, гораздо более опасным, чем просто нечестный игрок...
Может быть, его месть еще настигнет нас?
Поживем — увидим.
Я стряхнул с себя оцепенение, отбросил мрачные мысли и решительно вернулся от прошлого к будущему.
— Ева, — прошептал я, — все, что у меня есть, это шестьдесят шесть долларов и девяносто пять центов. В этом состоял весь мои личный капитал, когда я встретил тебя.
—- Ну и что? — спросила Ева, поуютнее устраиваясь у меня под рукой.
— Не так много для свадебного путешествия, — заметил я. — Да, конечно, у меня еще есть десять тысяч, которые я получил за дело в музее. Но я не могу оставить их у себя. Их нужно передать музею. С пометкой: «От неизвестного дарителя».
— Разумеется, — равнодушно ответила Ева. — Ах, Джим, дорогой, тебе мало того, что мы свободны?!
Баркер прошел вперед и взял у меня руль. Я обнял Еву. Далеко впереди показались огни какого-то Коннектикутского городка. Они вновь растревожили болезненные воспоминания. Я вздохнул и с сожалением сказал:
— Все сокровища пропали! Почему я не воспользовался случаем и не прихватил с собой корону и скипетр? Ведь была такая возможность!
— Корона здесь, капитан, — сказал Баркер. Он полез в карман, вытащил оттуда корону и положил на колени Еве. Перед нами засверкали бриллианты. Не веря своим глазам, мы посмотрели на корону, потом на Баркера, потом снова на корону, и опять на Баркера...
— Корона немножко мятая, — спокойно заметил Гарри. — Пришлось ее слегка согнуть, чтобы хорошенько спрятать. Скипетр я тоже прихватил, но он, к сожалению, выпал. Мне некогда было его поднимать. Но я подобрал еще несколько хорошеньких вещиц.
На колени Еве рядом с короной он высыпал еще две пригоршни колец, подвесок и неотделанных камней.
Мы ошарашенно смотрели на него, полностью лишившись дара речи.
— Разделите их пополам, раз уж вы и мисс Ева собираетесь стать одним целым, — сказал Гарри.
И добавил:
— Я очень надеюсь, что они настоящие.
— Гарри! — задохнувшись от восторга, прошептала Ева, осторожно привстав и поцеловав его.
Он подмигнул и отвернулся к штурвалу.
— Вы так напоминаете Мегги, — печально пробормотал он.
Я почувствовал, что в моем кармане лежит что-то круглое и тяжелое. Бомба Кобхема! Не без содроганья я достал ее из кармана и осторожно опустил за борт.
Береговые огни быстро приближались. Я сгреб пригоршню самоцветов с колен Евы и сунул их Гарри в карман. Потом обнял Еву и повернул к себе ее лицо.
— Прямо как я и Мегги! — охрипшим голосом пробормотал Гарри.
Я коснулся губами губ Евы и почувствовал, как они прильнули к моим.
Жизнь воистину сладостна.
А ГУБКИ ЕВЫ СЛАЩЕ ВСЕГО!