Внезапно девушка остановилась и схватила Кирка за руку.
Впереди замерцали какие-то странные отблески и коридор заполнила неземная музыка. Перед большой, занавешенной черным дверью взад и вперед ходил стражник в золотом шлеме.
— Жди здесь, — шепнул Кирк и канул во тьму.
Девушка стояла, прижав руки к груди и слушая, как колотится ее сердце. Американец медленно двинулся вперед. Стражник, погруженный в свои мысли, механически ходил взад-вперед. Светловолосый гигант присел, как скрученная пружина…
И, словно пантера рванувшись вперед, стиснул стальными пальцами шею тщедушного уроженца Му. Воин безуспешно пытался достать свой меч или хотя бы крикнуть. Его сила не шла ни в какое сравнение с силой американца, и лишь слабый стон сорвался с его губ. Он боролся еще несколько секунд, затем потерял сознание. Кирк бережно опустил неподвижное тело на пол и махнул девушке, что она может идти сюда.
Тихонько ступая по камням босыми ногами, Зора подбежала к нему и махнула рукой за занавешенную дверь. Кирк кивнул и последовал за ней, когда она скользнула между тяжелыми занавесями.
Оказавшись в темноте, Кирк невольно напрягся, затем с трудом подавил изумленный возглас.
Черными, такими же черными, как дьявольская шахта, были огромный зал, стены, пол и колонны которого были высечены из черного базальта. Свет исходил лишь от двух золотых жаровен — жаровен в форме змей, из зияющих пастей которых вырывалось жуткое синее пламя. Потоки серого ароматического дыма, крутясь, поднимались вверх, к смутно виднеющемуся в полумраке потолку, а еще странное зловонное свечение исходило от ужасных, нечеловеческих статуй и мертвенно-бледных фресок, которые, казалось, извивались и дрожали, живя своей жуткой жизнью.
И таким же злобным, как фрески, украшавшие его храм, казался Сабан, сидевший, согнувшись, между двумя золотистыми змеями. Желтая, точно пергамент, кожа плотно обтягивала его череп, черные глаза сверкали диким дьявольским светом, так что он казался вампиром, вышедшим из ада.
Напротив жреца стоял Вэнил, молодой правитель Кифа, бледный, смятенный, в сопровождении лишь бородатого Герно с бычьей шеей, казавшегося приземистым гномом среди громадных скачущих теней.
— Путь будет так, — говорил Вэнил. — Теперь, когда Зора… — он вздрогнул, упомянув ее имя, — заплатила за свою неверность, народ станет требовать королевы, чтобы продолжался род владык. Вызови своих духов, сабан, и пусть они скажут, что мне делать.
Тонкая торжествующая усмешка появилась на губах Герно, но Сабан остался бесстрастным. Поднявшись на ноги, он бросил пригоршню порошка в пламя жаровни, и резко пахнущий серый дым повалил гуще, окутав всю сцену колеблющейся дымкой. Сутулый, похожий на мертвеца в своих черных одеждах, Сабан властным жестом вскинул руку.
Зал заполнила музыка, странная, неземная музыка, сначала пронзительная, точно крики мучимых душ, а потом ставшая глубокой, торжественной, словно далекий звон колоколов. Стенающие трубы изливали серебряный поток мелодии, который подчеркивали пульсирующие лютни и поющие лиры. Несмолкаемой, невыносимой была эта музыка, точно бешеная собака, грызущая острыми зубами нервы слушателей. В ней слышался похоронный звон, отзывающийся эхом из бездонной пустоты, бесконечной пустоты, которую люди называют смертью.
Затем Сабан внезапно заговорил высоким, дрожащим голосом.
— О, духи мертвых! — стонал он. — О души, витающие в бесконечности! Древние правители Кифы! Из безмерного одиночества серых туманов вызываю я вас, из воя пронизывающих ветров за пределами вечного пространства! Именем могущественной Тан, именем Трех Нечестивых Зверей Харкана, силами земли, моря и небес повелеваю я вам! Придите!
Порыв ледяного ветра, казалось, пронесся по залу, замораживая души тех, кто слушал Сабана. Серый дым принялся извиваться, словно от боли, а синий свет жаровен стал еле видимым свечением. Внезапно руки Сабана нырнули в складки его черной мантии и вынули оттуда отвратительную, высохшую, мумифицированную голову ребенка.
— Давно упокоившиеся правители Кифа! — закричал он. — Говорите этими губами, молчавшими целых сто лет! Явите свое присутствие! Я повелеваю вам — говорите!
Тянулась и тянулась долгая секунды тишины. Затем, ужасающе медлительно, шевельнулись высохшие губы мумифицированной головы! Зора задрожала. Низкий голос раздался изо рта мумии!