Внезапно Кхора объял страх. Бездонными казались глаза королевы, как пропасти ада, населенного жуткими демонами. В глубинах их крылись жуткие, сверхъестественные тайны, невысказанные, омерзительные мысли и нечеловеческая тоска. Критянина охватило отвратительное ощущение, словно он прикоснулся к нечистотам. Он отбросил схватившие его руки и отскочил от кушетки.
— Кхор, — прошептала Лалат, — в чем дело? Посмотри — разве я не желанна? Неужели тебе мало моей нежности? Иди же ко мне...
— Нет! — резко воскликнул Кхор. — Уж скорее я прижму к груди кобру! Правы те, которые зовут тебя королевой-ведьмой!
При этих словах в Лалат произошли ужасные изменения. Лицо ее исказилось, глаза запылали яростью, она вскочила на ноги и хрипло закричала:
— Хатан! Стража!
Кхор уставился на нее, пораженный ее искаженным лицом и бесноватыми глазами. Но тут распахнулись фиолетовые занавесы, за которыми оказался Хатан с тремя стражниками.
— Итак, Хатан, — заговорила королева ледяным голосом, хотя еще миг назад в нем был огонь страсти, — этому чужеземцу не понравились мои объятия! Возможно, объятия Молеха больше придутся ему по душе! Скажите жрецам храма, что на рассвете я прибуду на жертвоприношение. Я хочу посмотреть, как умирает этот чужак!
— Дьяволица! — Кхор рванулся вперед, намереваясь сжать мощными пальцами ее горло, но Хатан и три стражника перехватили его и вытащили из шатра. Когда, оглушенный их ударами, Кхор покатился по широким ступеням помоста, то ему показалось, что он видит лицо Лалат, которая насмешливо улыбается ему.
В ВЫСЕЧЕННОЙ В СКАЛЕ камере под храмом было темно и влажно. Кхор беспокойно ходил по ней взад-вперед, напрягая мускулы и пытаясь порвать кожаные ремни, стягивающие ему запястья. Он не мог отделаться от мыслей о Джадоре, юном принце Зака. Он, Кхор, хвастливо обещал Джадору, что откроет северные ворота. И Джадор поверил ему и рассчитывает на то, что ворота будут открыты в назначенный час.
Кхор считал, что выполнить эту миссию будет просто. А потом сторонники Джадора ворвутся в раскрытые ворота, застав стражу королевы врасплох, освобождая и вооружая народ. Но теперь... Кхор мрачно покачал головой.
Теперь северные ворота останутся запертыми, и Джадору с отрядом придется отступить и искать раздвижные лестницы и веревки. А к тому времени, как они приготовятся, будет разбужен и выставлен на стены весь городской гарнизон.
Кхор взглянул в крошечное окно в толстой каменной стене. На востоке уже бледнел намек на рассвет. Джадор и его сторонники уже должны собраться в гробнице королей и направиться к городу. Во всяком случае, он, Кхор, не доживет до того момента, чтобы увидеть их поражение. Смерть на алтаре Молеха... Жалкая смерть для воина. Может, не следовало отвергать Лалат... Кхор покачал головой, снова вспомнив горящие гипнотические глаза королевы-ведьмы. Уж лучше дыхание Молеха, чем...
Тихие шаги за дверью, лязг отодвигаемой задвижки. Медленно распахивается тяжелая дверь. Три жреца со сморщенными лицами стервятников остановились на пороге, в полутьме черные мантии придавали им вид призраков.
— Выходи, — бросил главный из них, в нефритовом, с серебром, головном уборе, и махнул Кхору длинным жертвенным ножом.
Они пошли вверх по каменным ступенькам. Расположенные на одинаковых расстояниях друг от друга светильники озаряли влажные, склизкие стены. Пока они поднимались, к ним присоединилось еще несколько неудачников, обреченных умереть на алтаре Молеха, сопровождаемых жрецами в черных одеждах. Среди них была молодая девушка, стройная и прекрасная, седой, согбенный старик, толстый дрожащий купец и плачущий ребенок... Бессильный гнев охватил критянина. Если бы только он не подвел Джадора...
Впереди послышалась музыка и пульсирующее, зловещее скандирование, прерываемое воплями пытаемых — жуткой прелюдией к смерти. Все громче и громче, все яростнее звучали крики жаждущих крови зрителей.
Инстинктивно жрецы ускорили шаг, сверкая глазами. Усеянные драгоценными камнями занавески в конце коридора распахнулись при их приближении. Под угрозой жертвенных ножей пленники переступили порог.
В храме стояли, распевая жестокую, ликующую песнь, ряды одетых в черное прихожан. В центре обширного зала высилась пирамида, вершина которой уходила в мрак под куполом. А на пирамиде стояла жуткая, ужасная фигура. Втрое выше человеческого роста была она, с телом человека и громадной, скотской, непристойной головой быка. Ужасным, нечеловеческим было лицо Молеха, с полураскрытыми бычьими губами и дикими, похотливыми глазами. При виде его пленники издали крик ужаса.