Ну почему я не захлопнула перед ним двери шлюза? Почему не заставила его остаться, пока он не поймет, что все уже прошло, что опасность навсегда миновала? Почему не воспользовалась моментом, когда с него слетела вся бравада — ведь уже никогда он не будет так открыт, незащищен ни от меня, ни от себя самого. И он это поймет, как только придет в себя.
Вероятно, он скоро вернется — заносчивый, беспечный, весь напор и самоуверенность. Если привязанность зашла так далеко, он непременно вернется. Просто не может не вернуться. Хотя… Найал Паролан сможет все. Если решит, что так нужно. Он такой. Он сумеет оправдать любой вероломный, коварный, беспринципный замысел, который сам же состряпал, а потом выкинуть его из головы, как только тот сослужит свою службу. Но поставьте его в такую ситуацию, которая затронет его душу, взовет к его глубоко запрятанным и бдительно охраняемым лучшим чувствам, — и Найал Паролан сможет сделать благородный жест, проявить несвойственный ему акт самопожертвования. И до конца жизни обречь их обоих на несчастье!
Может быть, вызвать Рейли? Он примет безотлагательные меры. Но какие? Найал укрылся в главном здании. Ему необходимо все обдумать, взвесить и принять решение. И она искренне надеется, что он решит вернуться. И потом, после всего того, что они устроили Рейли, лучше его лишний раз не раздражать. Особенно по поводу Паролана.
И Хельва продолжала-ждать — открыв шлюз, опустив лифт.
Он назвал ее красивой. Когда он успел сделать экстраполяцию ее хромосомной структуры? Это должно было стоить ему целого состояния. Перед ее полетом на Бету Корви? Или во время происшествия на Бореалисе? Господи, неужели он видел ее медицинскую карту? Нет, это оттолкнуло бы такого поклонника женской красоты, как он. — Она усмехнулась своим мыслям. Неужели он нашел ее юной и желанной? Конечно, ошеломляющие сексуальные подвиги, на которые он так прозрачно намекал, могли быть обычной болтовней. С другой стороны, мужчины, которых судьба обделила статью, зачастую могут похвастаться другими весьма завидными качествами. И аппетитами им под стать. Но он сказал, Что ее лицо прекрасно. И пусть это всего лишь искусственная экстраполяция, все равно услышать такое приятно. Он не из тех, кто легко бросается такими словами. Раз он так сказал, значит она действительно красива.
Мысль о собственной красоте льстила и одновременно лишала покоя. Капсульников специально программировали, чтобы они не задумывались о своей внешности, и заботились о том, чтобы они никогда не видели своих изображений. Это тоже принадлежало к разряду особо секретных сведений. Но, по-видимому, для того, кто настроен решительно, нет ни секретов, ни святынь. Найалу удалось узнать новый отключающий код, известный только шефу Рейли и вдобавок, в качестве дополнительной предосторожности, под гипнозом запечатленный в его памяти.
Значит, она прекрасна, — так сказал Найал. Но где же он?
Люди умирали, и черви их сжирали,
Но не от любви.
Она усмехнулась этим странным строкам, так неожиданно пришедшим ей на память. Тем не менее, ничто на свете не заставляло людей так отчаянно рисковать, как красота, особенно красота недосягаемая.
Ради обладания легендарной Еленой пала Троя. Ради прекрасных драгоценностей люди ставили на карту жизнь, свободу, веру. Ради красоты истины они шли на костер. Ради красоты принципа орды приверженцев самых разных религий жертвовали жизнью.
Но она не хочет, чтобы Найал погиб ради нее — неважно, красива она или нет. Он нужен ей живым, за пультом управления!
Включился канал связи.
— Слушаю!
— Какой милый прием, — проговорил чей-то знакомый голос.
Это не Найал. Волна облегчения набежала и отхлынула.
— Кто это?
— Дорогуша, ты меня обижаешь.
— Ах, это ты, Броули. Я… просто я ждала другого вызова. Но я всегда рада услышать твой голос. — Было бы неразумно ссориться с городским капсульником, тем более с Броули, и особенно сейчас. Ей может потребоваться его помощь.
— У тебя был такой радостный голос! Я искренне надеюсь, что тот, чьего вызова ты ждешь, мне не соперник.
— Соперник?
— Вот именно, — в его голосе прозвучала резкая нотка, и Хельва мгновенно насторожилась. Броули не стал бы так любезничать, не будь ему что-то нужно. — Насколько я понимаю, — голос его обрел прежнюю вкрадчивость, — ты расплатилась с долгами.
— Ты всегда все узнаешь первым.
— И ты еще ни с кем не договорилась?
— Мне очень жаль, Броули, но я продлила контракт с Центральными Мирами.
— Продлила контракт? С Центральными Мирами? — голос Броули перешел в возмущенный шепот. — А я-то всегда считал тебя умницей. Но почему, ради всех печатных плат, ты пошла на такую невозможную, вопиющую, безобразную глупость? Неужели ты не понимаешь, что четверо промышленников и две планеты уже выстроились в очередь, готовые отдать десятидневную прибыль, лишь бы заключить полугодовой контракт с кораблем МТ? Что на тебя нашло? Я поражен до глубины души. Пожалуй, мне нужно срочно проверить уровень кислотности. Своей глупостью ты меня просто ошарашила. У меня нет слов!
Почему-то, выслушав гневную отповедь Броули, она воспрянула духом. Этот алчный, корыстный, пронырливый городской сплетник только укрепил ее в принятом решении. Пусть шестеро соискателей готовы перегрызть друг другу глотки, лишь бы добиться ее согласия, она совершенно уверена, что не хочет с ними связываться, какие бы заманчивые контракты они ей не сулили. С ними неприятностей не оберешься. Несмотря на все свои недостатки. Центральные Миры все же заботятся о благе всей Федерации, а не об усилении влияния какой-то одной звездной системы или алчной монополии.
— Чтобы у Броули не было слов? — кокетливо усмехнулась Хельва. Никогда не поверю.
— Ведь это Паролан заманил тебя в ловушку? — напрямик спросил Броули.
Хельва представила, как его проницательный мозг, сложив все обрывки подслушанных сплетен и личных наблюдений, пришел к этому очевидному выводу. Но что он действительно знает, а о чем только догадывается? Ей было известно, что Броули очень гордился своим умением предугадывать события. Именно эта способность помогла ему стать чрезвычайно талантливым городским менеджером. Благодаря его неусыпным заботам обширная монополия Регула, сложный разветвленный организм, обслуживающий дюжину местных племен и огромное людское население, не знала ни транспортных пробок, ни производственных кризисов, ни нехватки материальных ресурсов. И он еще успевал бдительно следить за всеми слухами и скандалами. Он любил скандалы и утверждал, что от них молодеет, а слухи — так просто обожал, и был сам не прочь ради собственного развлечения пустить какой-нибудь слушок.
— Ты же знаешь, Паролан — мой инспектор, — уклончиво ответила она, — но мне удалось внести в наш контракт кое-какие изменения.
— Значит, ты хотя бы поторговалась?
— Конечно, и чтобы восстановить свою добрую репутацию в твоих глазах, могу добавить: если они не удовлетворят мои требования, продление контракта будет считаться недействительным.
— Ну, слава Богу, у меня просто от сердца отлегло. Не соблаговолишь ли ты назвать свои условия?
— Что, Броули, заело?
— Помилуй, Хельва, я всегда пекусь о твоих интересах. Ты стала моей любимицей с тех самых пор, как твой напарник разделал под орех пятерых флотских забияк только за то, что они упражнялись в остроумии по поводу твоего пения.
В этом весь Броули — ему обязательно нужно было напомнить ей о Дженнане. Причем именно сейчас. Что ж, про условия он все равно рано или поздно пронюхает, так лучше она расскажет ему сама, чтобы сохранить его доброе отношение.
— ЦВ двигатель! — так и вскинулся он. — Ты что, Хельва, не в своем уме? Давай лучше, дорогуша, я сведу тебя со своими клиентами, — самодовольно изрек он.
— Что, разве ЦВ так опасен?
— Хельва, душенька, неужели ты думаешь, что они скажут тебе всю правду? Разве ты не знаешь, что случилось с испытательным судном?
— Мне сказали, что оно улетело на девять стандартных лет, но ты же прекрасно знаешь: все капсульники гораздо лучше приспособлены для управления сложной электронной аппаратурой, чем подвижные…