— Ты никак собрался устроить кораблю пробу? — поинтересовалась Ансра, прозрачно намекая на то, что он не в своем уме.
— Если не ошибаюсь, — вступил в разговор Даво, и глаза его насмешливо блеснули, — Хельва к тому же прославилась как Корабль, который поет. Ты, Ансра, наверняка видела передачу о ней. Я даже уверен, что видела, — мы тогда играли греков на Драконе.
— Погоди, Даво, — перебил его Прейн-режиссер, подлетая к центральному пилону. — Так ты — Корабль, который поет?
— Да.
— Не откажи мне в любезности, прочитай, пожалуйста, монолог кормилицы из первого акта, сцена третья, — там где синьора Капулетти и кормилица обсуждают замужество Джульетты. Начиная с «Ну вот, в Петров день к ночи…»
— Кормилица должна быть простовата?
— Да, добрая душа, счастливая в своем неведении. Ее реплики — торжество образности. Понимаешь, только она одна может сказать то, что вложил в ее уста драматург. А это и есть свидетельство подлинной образности.
— А мне-то казалось, что я присутствую на репетиции моей сцены, а не на очередной лекции, — язвительно заметила Ансра.
Прейн повелительным жестом дал ей знак помолчать. — Примерно в таком ключе: Ну вот, в Петров день к ночи… — произнес он, переходя на дребезжащее сопрано пожилой женщины.
И Хельва, активно включившись в действие, стала читать монолог кормилицы Анжелики.
Под предлогом срочных расчетов Хельва прервала репетицию, которая грозила растянуться на весь день. Но что действительно требовало срочного вмешательства, так это поведение Ансры.
Даво и Керла с готовностью подавали реплики за второстепенных персонажей, причем Даво с таким блеском исполнял самые незначительные роли, что заслужил молчаливое уважение Хельвы и щедрые похвалы Прейна. Керла на удивление прилично справлялась с ролью синьоры Монтекки. Зато Джульетта становилась все менее убедительной. Ансра читала свою роль, а не играла, оставаясь глуха к страсти, юношескому восторгу и нежности Ромео-Прейна. Она была холодна, как манекен. Правда, голосом и жестами она походила на девушку, однако, несмотря на все усилия Прейна, отказывалась играть Джульетту такой, какой видел ее режиссер.
И хотя Прейн, ничем не обнаруживая своего недовольства, высказывал замечания ровным, невозмутимым голосом, другие отлично все понимали. Что до Хельвы, она считала поведение Ансры вдвойне непростительным.
Как только Хельва вышла из игры, Керла объявила, что всем давно пора как следует подкрепиться, а после обеда отдохнуть. Хельва украдкой наблюдала, как Керла подвергла Прейна краткому медицинскому исследованию. Она тоже недоумевала: как солар после столь долгой и напряженной репетиции умудряется сохранять столько энергии.
— Солар Прейн, вам необходим отдых. Меня не интересует, что показывают приборы. Вы не сможете восстановить затраченные сегодня силы, если не поспите, — твердо сказала Керла. — Даже я устала. А вам еще предстоит пережить посадку.
Солар надулся, как мальчишка, но послушно улегся на амортизирующий матрас, и Керла заботливо укрыла его длинное, безжизненное обмякшее тело. Потом резко повернулась и, повинуясь силе инерции, выплыла из каюты. Прейн быстро открыл глаза, и взгляд его выдал столь многое, что Хельва почувствовала смущение. Так, значит, в жизни Прейна Керла — солнце, тогда как Ансра — ревнивая луна, бледнеющая от тоски и зависти…
Хельва была несказанно рада, что не пройдет и дня, как она избавится от этой компании. Ансра была столь неосмотрительна, что дала понять: она способна не только на ревность, но и на месть. Изменит ли она свои планы теперь, когда знает, что Хельва вовсе не автомат?
Пассажиры засыпали один за другим, и скоро все затихли. Все, кроме Прейна. Теперь он декламировал Ричарда III, начиная с монолога Глостера: «Здесь нынче солнце Йорка злую зиму…» и до заключительных слов Ричмонда: «Спокойствие настало. Злоба, сгинь! Да будет мир! Господь изрек: аминь!» Хельва сочла, что после всего, что произошло за этот день, он изобрел отличный способ вызывать сон. Что ж, если мыслеуловитель дает такие отличные результаты…
Ближе к вечеру Хельва припомнила одну деталь и, понося себя за невероятную тупость, вызвала Регул по экстренной связи.
— Рад услышать твой голос, Хельва, — подчеркнуто дружелюбно отозвался, диспетчер Ценкома.
— Не очень-то верится. Что вы там опять для меня состряпали? Не надейтесь, что я снова соглашусь на беспилотный рейс. Я знаю свои права и буду их отстаивать.
— Какая муха тебя укусила? Разве можно быть такой подозрительной? И такой неразумной?
— Зато вам доподлинно известны мои требования. А теперь слушайте внимательно: есть у вас на орбитальной станции свободный номер… нет, несколько номеров — в секции с нулевой гравитацией?
— Сейчас узнаю, только зачем тебе это?
— Узнайте и сообщите.
— Да, есть.
— Отлично. Прошу забронировать их для солара Прейна и тех его спутников, которые пожелают там остановиться. Чтобы подготовиться к выполнению их задания, мы поддерживаем на борту невесомость, так что им будет трудно сразу перейти к полной гравитации.
— Неплохая мысль. А разве тебя, Хельва, его задание не прельщает?
— Оставьте этот вкрадчивый тон, Ценком.
— Но ты так печешься об их благоденствии — даже заказываешь для солара Прейна особые номера!
Хельва спохватилась — не стоит обнаруживать излишнюю заинтересованность.
— Просто меня учили проявлять предусмотрительность. Было бы непростительно свести на нет все то, чего они уже достигли, приспосабливаясь к условиям невесомости.
— Не беспокойся, Хельва. Полет к Бете Корви у нас сейчас на первом месте.
— Конечно, этот фокус с переносом сознания — любопытная штука…
— Нет уж, детка, раз ты так настаиваешь на своих правах, я тебе больше ничего не скажу.
— Ну и ладно, все равно я в ваши игры не играю. И все же это свинство с вашей стороны, — отрезала она и отключила связь.
Пока пассажиры спали, Хельва размышляла над словами Ценкома. Значит, они хотят, чтобы она взяла это на себя. Что ж, пусть просят, пусть уламывают, пусть задабривают — она была полна решимости не поддаваться ни на какие приманки, пока не получит напарника.
Она и не подумала поставить своих пассажиров в известность о предрассветных переговорах с Ценкомом, а просто причалила к нужному шлюзу орбитальной станции, как будто это было оговорено заранее. Под ними, сверкая в лучах своего солнца, величаво проплывал Регул-4.
— Но нам было сказано, что мы приземлимся на базе Регул, — взорвалась Ансра, заглянув в шлюз станции. Она злобно уставилась на подплывающего к ним дежурного по шлюзу.
— Так здесь невесомость? — воскликнул Даво. — Тогда я предпочитаю остаться.
— Но это просто абсурд! — продолжала кипятиться Ансра, направляясь к смущенному дежурному. — Требую, чтобы меня доставили на базу. И вызовите того, кто отвечает за этот рейс.
— Мисс Колмер, Х-834 отправляется на базу, как только высадит здесь пассажиров, — старался унять разгневанную актрису дежурный.
— Мисс Колмер, если вы перейдете в главную рубку, я смогу закрыть люк, — сказала Хельва, увидев, что Прейн с Керлой перебрались в станционный шлюз.
Протиснувшись мимо Ансры, дежурный стал швырять сваленный у люка багаж в шлюз, и вещи, крутясь, полетели по направлению к станции. Хельва закрыла наружный люк, и Ансре пришлось попятиться внутрь.
— Только подожди, я тебе еще устрою, ах ты… ты…
— Ну кто — уродина, дрянь, доносчица, шпионка? — услужливо подсказала Хельва.
— Уж я позабочусь, чтобы тебя разобрали на части, мерзкая жестянка!
В ответ Хельва врубила тягу — и Ансра, привыкшая к невесомости, кувырком полетела к ближайшему креслу. Да так и просидела в нем весь спуск и всю посадку, ни на минуту не переставая грязно ругаться.
— Ты еще пожалеешь о своей наглой выходке, бестелесная Брунгильда, бросила Ансра напоследок, неуклюже ковыляя к пассажирскому люку.
— Прошу прощения, мисс Колмер, за небольшие неудобства во время обычного предпосадочного маневрирования. Вам же советовали остаться на станции, — громыхнула Хельва через внешние динамики, в расчете, что ее услышат в машине, которая ожидала актрису, чтобы отвезти к главному административному комплексу, неподалеку от которого приземлилась Хельва.