На этот раз я ни на сантиметр не сдвинусь с этой базы, пока не получу себе напарника, — поклялась она.
Где-то там, за огромным летным полем, скрытое милосердной темнотой, лежало кладбище базы, где покоился Дженнан, и она ощущала как это расстояние начало незаметно сокращаться.
Не решаясь вновь погрузиться в эту закрытую главу своего прошлого, Хельва принялась безжалостно перебирать в памяти события последних часов. Всю ли информацию она предоставила проверяющим? Не утаила ли подсознательно какой-нибудь важный факт или мелкую подробность? Правильно ли описала то опасное раздвоение личности, которое подстерегает человеческий ум в оболочке корвика? Не забыла ли…
Внизу резко затормозила машина, и кто-то включил пассажирский лифт, который она не подняла, когда ее борт покинули последние проверяющие.
— Кто там, черт возьми…
— Паролан! — как всегда, отрывисто и не особо любезно отозвался инспектор. Естественно, Найал Паролан присутствовал при недавнем опросе, как и полагалось ее главному координатору. Он исполнял роль третейского судьи, вступая в разговор только в тех случаях, когда эксперты чересчур расходились или проявляли чрезмерный интерес к фактам, которые Хельва была не в состоянии объяснить. И она была ему за это благодарна. К тому же на нее произвело впечатление то, как ловко он разрешал все щекотливые ситуации. По-видимому, несмотря на свои отвратительные манеры, Паролан пользовался на базе большим авторитетом. Интересно, зачем он вернулся? Побеседовать наедине?
Вот он вошел в шлюз и остановился — ноги широко расставлены, руки свисают вдоль тела, на лице застыло неожиданно задиристое выражение.
— Ну что, чем вы сегодня недовольны? — спросила Хельва, чтобы скрыть внезапную тревогу.
Он шагнул вперед, и Хельве показалось, что инспектор сильно пьян.
— Миледи, прошу у вас убежища, — произнес он, кланяясь с преувеличенной церемонностью.
— И чашку кофе?
— Как бы не так. Эти паршивые электронные клоуны вылакали весь твой запас. Учти, Ценком знает, что ты недоступна и закрыта для связи, — между прочим, по моему распоряжению, детка, так что для меня ты самое безопасное место.
— У вас что — неприятности из-за Беты Корви?
— У меня? — он опустился на кушетку лицом к ее пилону и вдруг устало откинулся на подушки. — Нет, Хельва, нет, девочка моя. Не у Найала Паролана, главного координатора. Скорее, у всех нас, — размашистым движением руки он перевел проблему из местного масштаба в галактический. Но пока тебя оставили в покое и меня тоже, а к утру мои старые мозги, возможно, снова придут в норму, и тогда… — его голос перешел в невнятный шепот.
Хельва решила, что Паролан уснул, но скоро увидела, что он смотрит на нее из-под опущенных век.
— Скажи, кто-нибудь удосужился сообщить тебе, насколько ты превзошла все наши ожидания? А шеф удосужился упомянуть, что к твоему послужному списку добавились еще две благодарности? И астрономическая премия! — он хлопнул ладонью по кушетке. — Продолжай в том же духе, и ты скоро рассчитаешься с долгами. — Вдруг голос его зазвучал необычно мягко: — А я, Хельва, удосужился ли я поблагодарить тебя за то, что ты вытянула на себе это дерьмовое, мерзопакостное, вонючее задание, в которое мы тебя втравили…
— Лично вы, Паролан, здесь не при чем…
— Ха! — он коротко хохотнул, выгнув спину дугой, потом снова бессильно упал на подушки. — Ничего не скажешь, девочка моя, ты отлично поработала. Не думаю, чтобы с этим делом справился какой-нибудь другой корабль.
— Как знать, может быть, другой корабль доставил бы обратно всех пассажиров.
— Что за бред сивой кобылы, Хельва! — как пружина, взвился Паролан. Не желаю слышать от тебя таких дурацких заявлений! У Прейна с Керлой были свои причины для того, чтобы остаться, как, впрочем, и у Шадресса. Все трое от этого только выиграли. Что же до Ансры Колмер, то этой сучке только поделом. Наконец-то она перехитрила сама себя. Все-таки во вселенной есть истинная справедливость, пусть даже корвики никогда не слыхали о Хаммурапи.
Инспектор снова улегся и переплел пальцы за головой.
— Вы имеете в виду тела? Наверное, уже пора позаботиться о подобающих похоронах?
— С какой стати? Клинически они все еще живы. Это твое тело клинически мертво, — добавил он, хотя отлично знал, что касаться этой темы в присутствии капсульников строжайше запрещено. — И в то же время ни ты, ни я и никто другой на этой базе не считает тебя призраком. Что же делает человека мертвым — а, Хельва? Отсутствие разума или души, или чего-то там еще? Или, может быть, отсутствие способности самостоятельно передвигаться? Но ты вполне подвижна, милочка моя, хотя не можешь даже пальцем шевельнуть.
— Вы пьяны, Найал Паролан.
— О, нет! Паролан вовсе не пьян. Я просто расслабляюсь, детка, расслабляюсь и все. — Он сел так стремительно, что Хельве стало ясно: инспектор вполне владеет своим телом. — Если посмотреть на дело с этической или социальной стороны, то ты доставила на корабль, встречавший вас у Беты Корви, четыре трупа. Четыре механически функционирующих, но пустых оболочки. И бывшие их обитатели, владельцы — назови их как хочешь в них уже никогда не вернутся.
Он встал и направился прямо к Хельве.
— Вот твой шанс, детка. Выбирай любую… хочешь — бери тело Керлы: оно самое молодое. Хочешь — Ансры. А если желаешь разнообразия — бери тело Шадресса.
Всего на один ослепительный миг, миг полный головокружительных возможностей, Хельва задумалась над этим потрясающим предложением. Совсем как на Бете Корви, когда ее уговаривали остаться. Неужели она все-таки сумела представить специалистам непредвзятый отчет?
— Вы, разумеется, исходите из того, что я хочу стать подвижным человеческим существом. Так вот, запомните, Паролан, — она изо всех сил старалась чтобы голос ее звучал рассудительно, — я недавно побывала в другом теле. И убедилась, что предпочитаю свое.
Паролан не сводил с нее непроницаемого взгляда. Вот он протянул руку и погладил холодный металл — как раз в том месте, где находился шов, закрывающий доступ к внутренней капсуле.
— Неплохо сказано, Хельва, совсем неплохо. — Он повернулся и направился на камбуз. Хельва с облегчением убедилась, что он заказал суп, а не стимулятор. Снова усевшись в главной рубке, Паролан вскрыл термическую оболочку банки. Казалось, его загипнотизировал поднимающийся пар, и только щелчок отскочившей крышки вывел из забытья: он вздрогнул и потряс головой.
— Я и не думал, что ты на это пойдешь, — как бы между прочим заметил он.
— Зачем же тогда было предлагать? Все испытываете меня, инспектор?
Он поднял взгляд и хохотнул, заслышав в ее голосе недобрые нотки.
— Вовсе не тебя, девочка моя…
— Никакая я на ваша девочка!
— Какая разница! — он осторожно отхлебнул горячий суп.
— Так зачем вы все-таки предлагали? — не отступала Хельва.
Он пожал плечами. — Просто подумал, что это единственный в жизни случай извлечь тебя из титанового пояса целомудрия.
У Хельвы вырвался смешок. — Но я сама покидала его. На Корви.
— Что, однажды попробовала — и не понравилось?
— Что именно — движение? Или свобода? — спросила она, намеренно не замечая двусмысленности, на которую намекали его вздернутая бровь и ехидная усмешка.
— Физическое давление, — нетерпеливо уточнил он. — Физическая свобода.
— Смотря что подразумевать под физическим. Как кораблю, мне подвластна такая физическая сила и свобода, о каких вы и понятия не имеете. Я мыслю, дышу, ощущаю. Мое сердце бьется, кровь течет по сосудам, мои легкие работают — правда не так, как ваши, но все равно, они функционируют.
— Как и сердца, сосуды и легкие тех четверых… четверых пустышек, лежащих в реанимации базового госпиталя. Только они мертвы.
— А я?
— А ты?
— И все же вы пьяны, Найал Паролан, — холодно и неприязненно заявила она.
— Я не пьян, Хельва. Я пытаюсь обсудить с тобой важную нравственную проблему, а ты ускользаешь.
— Ускользаю? Но от кого — от Найала Паролана или от инспектора Паролана?
— От Найала Паролана.
— Но почему вы, Найал Паролан, решили обсудить эту важную нравственную проблему именно с Хельвой?