— Ты рано встала, — поддразнивает он меня, а когда я без сил падаю в кресло, прикидывается удивленным: — Кое-кто наутро встал в хорошем настроении.
— Я неплохо провела ночь. — Я открываю меню на китайском языке. — Знаешь, Драконша должна собой гордиться. Я могу различить супы, мясные, овощные блюда…
— Неплохо? Ты неплохо провела ночь? — Рик хватает меня за талию, пытаясь поцеловать. Меню падает на пол. — Когда сегодня вечером доберемся до озера Зинтун, я покажу тебе, что такое неплохо.
Он целует меня, и я запускаю руку в его волосы, которые сводят меня с ума. Скатерть сползает, и мы привлекаем внимание пожилой пары за соседним столом, но мне все равно. Я хочу видеть не сдержанного Рика, но откровенного, опьяненного наслаждением. Опьяненного мною.
— Кто бы мог подумать, что чудо-мальчик так умело владеет языком? — шепчу я.
Рик ухмыляется:
— В одиннадцатом классе я победил на конкурсе ораторского мастерства.
— Зарываешь талант в землю!
— Привет, ребята. — К нашему столику придвигает третий стул Софи, ослепительная в своем оранжевом полосатом платье. — Я нашла окно! Услышала, что из-за тайфуна возникли трудности с полетами, снова позвонила в Национальный театр и оказалась права! Выступление акробаток из Сингапура пришлось отменить, и теперь театр в запарке. В пятницу вечером, когда мы вернемся в Тайбэй, он наш! Там будут тетя с дядей, а Лихань уже согласился перенести туда все шоу талантов и допустить публику — осталось только получить разрешение Драконши.
— Вот это да, Софи! — Я отстраняюсь от Рика, чтобы отдышаться. Хорошие новости посыпались на меня, как камнепад. — Поверить не могу. Нет, могу! Национальный театр! И все благодаря тебе.
Софи перекидывает через плечо черные волосы:
— Они повесят в окнах касс афиши и разошлют электронные письма своим подписчикам. Сказали, что мы можем даже взимать плату за вход.
— Серьезно? — Я придвигаюсь к столу. — Давайте пожертвуем вырученные деньги семье Мэйхуа. И остальным жителям ее деревни, пострадавшим от тайфуна.
— Благотворительный концерт, — говорит Рик. — Замечательно!
— Мне давно следовало сообразить. — Я обнимаю его, а потом Софи. — Хоть как-то ее отблагодарим.
— Может, вдобавок устроим аукцион? — предлагает Рик. — Так мы соберем больше денег. Тогда каждый сможет внести свой вклад, даже те, кто не будет выступать.
— Софи, ты с этим справишься, я знаю. Можно попросить всех жертвовать вещи. Даже Ксавье… — Я тереблю край скатерти. — Быть может, он пожелает передать нам несколько своих рисунков.
Софи бессознательно тянет пальцы к уху, пытаясь нащупать опаловую серьгу. По ее лицу пробегает небольшое облачко. Затем она вскакивает:
— А вот и Драконша. Эвер, пошли.
Пока Софи объясняет суть дела, Драконша выкладывает половинки соленых яиц в рисовую кашу. Я переминаюсь с ноги на ногу, и в какой-то момент начальница лагеря, внимая моей подруге, приставляет указательный палец к носу, а большой к подбородку, совсем как мама.
— Хао ба[107], — произносит она наконец.
— Действуем! — восклицает Софи и тащит меня прочь.
— Аймэй! — говорит Драконша.
Я настороженно оборачиваюсь:
— Вэй?
Ее орлиный взгляд пронизывает меня насквозь.
— Вы, девочки, большие умницы, что взялись за это.
Драконша возвращается к тарелке и продолжает накладывать завтрак.
— Она перестанет считать нас умницами, как только я выйду на сцену, — шепчу я, пока мы с Софи возвращаемся к Рику. — Особенно если наши костюмы действительно секси, как ты говоришь.
— К тому времени уже будет слишком поздно, — нараспев произносит Софи.
— Аймэй! — Лихань протягивает мне зеленый гостиничный бланк, когда я добираюсь до Рика. — Ни баба да лай дяньхуа.
— Папа звонил?
Я пытаюсь подавить приступ паники, ведь после того звонка насчет фотографии я с ним не разговаривала. Лихань протягивает еще один бланк Рику, и тот хмурится:
— Дженна? Я думал, она не хочет со мной разговаривать.
Я борюсь с желанием разорвать оба бланка на мелкие кусочки. А вслух замечаю:
— Похоже, нам обоим нужно позвонить.
В этом отеле нет четвертого этажа (китайский эквивалент несчастливого тринадцатого, потому что «четыре» по-китайски звучит так же, как «смерть»). Мой номер расположен на пятом, то есть в действительности на четвертом, и, открывая дверь, я ощущаю все бремя своего невезения.