— Боже правый, его купил отец Ксавье! — восклицает Дебра.
— Серьезно?
Я вытягиваю шею и смотрю на уже знакомого мне мужчину с военной выправкой, без единой морщинки на белоснежном пиджаке и со стальной сединой на косой пробор. Какая ирония судьбы! Он не знает, что купил работу собственного сына.
— Хотела бы я сейчас видеть лицо Ксавье, — ликую я.
— Леди и джентльмены, — объявляет Софи, — от имени фонда помощи пострадавшим от тайфуна весь «Цзяньтань» благодарит вас за поддержку. Я счастлива сообщить, что мы собрали более пятнадцати тысяч долларов!
Прежде чем занавес касается пола, мы начинаем вопить и обниматься, образуя клубок потных тел и жестких от лака волос: Дебра, Спенсер, Марк, Лора… Лина рыдает. Спенсер лезет ко всем обниматься. Сэм целует Бенджи. Мы опьянены собой и своим успехом.
Лихань трясет мне руку, но, когда я морщусь от боли, тут же прекращает.
— Я горжусь вами, ребята. Когда вы только приехали, я счел вас кучкой избалованных американцев… Я, э…
— Мы такими и были, — говорю я и тоже обнимаю его.
Из-за занавеса появляется Софи, сдирая с ноги сначала одну туфлю на шпильке, потом вторую. Она подбрасывает планшет в воздух и воздевает руки к небу:
— Пятнадцать тысяч!
Я обнимаю подругу за шею:
— Неплохо для девушки без таланта!
— Гарвардская школа бизнеса, я иду!
Ксавье поднимается к нам за сцену, как обычно, засунув большой палец в карман. Но его глаза озарены новым светом. Он, точно веером, обмахивается пачкой визитных карточек.
— Коллекционеры — и мой отец! — Ксавье недоверчиво мотает головой. — Когда-нибудь я все ему расскажу.
— Я рада. — Яс воодушевлением пожимаю ему руку. — Ужасно рада.
Софи перебирает визитки.
— Этого парня на фиг. — Она сминает карточку. — Моя тетя его знает. Мошенник. А вот эти двое, — Софи снова вкладывает визитки в руку Ксавье, — мировые ребята.
Оправившись от удивления, Ксавье растягивает рот в улыбке:
— Спасибо.
И они вдвоем направляются через сцену к Дра-конше. Софи-командирша сегодня взяла верх над Софи-красоткой, но я рада, что в ней уживается и одно, и другое. Мы сильные. Мы можем быть кем угодно: дочерьми, сыновьями, матерями, отцами, гражданами, людьми. Сегодня вечером мы доказали это Тайбэю. А в будущем докажем всему миру.
Мне на плечо ложится знакомая рука. Я накрываю ее своей ладонью и оборачиваюсь.
— Мы сделали хорошее дело, — улыбается Рик.
— Так и есть, — улыбаюсь я ему в ответ, а потом замечаю папу, съезжающего со сценического подъ-емника в кресле-каталке.
— Подожди, Рик. Привет, пап!
Я приближаюсь. Подъезжая ко мне, папа всплескивает руками:
— Эвер, твое плечо! Когда я увидел, что ты выходишь на сцену, несмотря на лодыжку…
— Я должна была это сделать.
— Ты могла навечно остаться инвалидом!
Папа протягивает руку к моей лодыжке, и я кладу ее ему на колени. Он ощупывает щиколотку опытными пальцами, затем отпускает и привстает, чтобы осмотреть мне руку. Плечо болит, но не сильно, и папа в конце концов снова опускается в кресло.
— Тебе нужно дать отдых руке и лодыжке на месяц, не меньше.
— Хорошо, — обещаю я совершенно искренне. Существуют же очевидные правила.
Папа берет мою руку в ладони:
Ты была великолепна. Какая же ты красавица! Может, научишь меня вращать эту палку, когда вернемся домой? Я видел такое в фильме про кун-фу.
У меня в горле набухает комок:
— Непременно.
На заднем плане маячит Рик. Я переплетаю наши пальцы и выталкиваю его вперед. Папа широко распахивает глаза, и я спрашиваю себя: сколько еще сюрпризов он сможет вынести сегодня? Но у меня в запасе остался всего один.
— Пап, — улыбаюсь я. — Помнишь чудо-мальчика?
Эпилог
Тайбэйский международный аэропорт Таоюань забит тысячами путешественников, однако на этот раз столпотворение кажется мне дружелюбным, а не пугающим. В Тайбэе есть вещи, по которым я точно не буду скучать: прорва мопедов, липкая духота, но я полюбила здешних людей, вечерний рынок, вездесущую уличную еду. Мне будет не хватать чудесных друзей, появившихся у меня на «Корабле любви», и я счастлива, что наша дружба продолжается. Я буду скучать по раскрепощенному общению, хотя, наверное, не создана для него.
Что касается китайского, то я по-новому оценила двуязычие своих родителей. Я до сих пор способна прочитать не больше нескольких десятков иероглифов. Но вывески, названия газет, журналов больше не кажутся мне случайными символами. Они полны смысла: двери, глаза, руки, люди, мясо, вода, сердца, алебарда, земля, дождь, лес, солнца и луны, дерево, огонь, сила, золото, голубь. На данный момент мне достаточно знать, что в этом есть смысл.