— Не волнуйся. Это Софи позаботилась о тебе в клубе.
Я краснею, чувствуя унижение оттого, что Рик так легко разгадал мои мысли. Он вкладывает мне в руку картонный стаканчик с водой:
— Вот, попей.
— Ты что, нес меня до самого дома?
Не мог же чудо-мальчик протащить меня по мосткам! Наверное, он вошел через ворота.
— Сначала нес, потом возил в такси, пока ты не очухалась.
Такое ощущение, будто я напилась на свидании, вот только никакого свидания не было. Из моей груди вырывается стон. Рик хватает меня за плечо:
— Ты не пострадала?
— Мое достоинство пострадало.
Хватка ослабевает. Чудо-мальчик смеется так долго, что я начинаю подозревать, не пьянее ли он меня. Странный он какой-то: эти частые смены настроений и прочее. Что с ним творится?
Наконец он произносит:
— Где, черт возьми, ты научилась так танцевать?
— Как так?
— Будто на сцене.
— Так ты за мной следил?
Я представляю, как Рик ощупывает взглядом мое тело в мельтешащих огнях. Эта мысль доставляет мне удовольствие.
— Я-то думал, ты всего лишь обычная заучка, — поддразнивает он меня.
— Сам такой, — лепечу я. Все в каком-то тумане. Голову будто стянуло обручами.
Рик забирает у меня стаканчик.
— Ты придавила волосы спиной.
Он касается пальцами моей щеки, потом дотрагивается до волос, вытаскивая пряди из-под спины, и голове становится немного легче. Мне следует отстраниться, но я не могу вспомнить зачем и потому позволяю себе наслаждаться этой непривычной близостью его пальцев, высвобождающих вторую прядь волос.
— Разве это не утомительно — быть таким идеальным?
Чудо-мальчик смеется, но на этот раз в его голосе не чувствуется радости:
— Я далек от идеала.
Да ладно? Неужели он однажды схлопотал пятерку с минусом? Или даже — о ужас! — четверку?
— Скажи это моим родителям, — бормочу я тихонько, чтобы Рик не услышал.
— «Уорлд джорнал»?
Он все-таки услышал!
— В одиннадцать лет я написала тебе письмо. Меня родители заставили. Посоветоваться насчет домашних заданий.
— Я ответил?
— Нет. Сволочь!
— Так вот почему ты меня так ненавидишь? Ну-ка, попробую угадать. Ты сама справилась с домашним заданием?
— Они хотели, чтобы я получила общие рекомендации. Завязала переписку.
— Я в некотором роде — воплощение мечты любого китайского родителя-иммигранта.
— После этого я сожгла чучело с твоей фотографией.
Мои веки неудержимо опускаются, словно грязевые оползни.
— Хорошо, что у меня уже есть девушка.
— Да, бедняжка. Наверное, ты похож на дерево, которое высасывает из почвы все питательные вещества. Ничто другое рядом с тобой не выживает.
Я зеваю, почти проглатывая последние слова. Однако сквозь наступающую темноту ощущаю, как Рик замыкается в себе. Я задела его за живое. Мне хочется сказать: «Извини, я не то имела в виду», но для этого нужно сделать титаническое усилие. И тут меня поглощает темнота.
* * *
— Вставай, Эвер! Вставай! Мы проспали!
По карнизу со скрежетом прокатываются занавески. В мои бессвязные сны вместе со слепящими солнечными лучами врывается голос Софи. Я лежу ничком на своей постели, ноги запутались в простынях, свисающая с края кровати рука онемела. В голове такой шум, точно все мои артерии переместились в черепную коробку.
— Как я сюда попала? — мямлю я.
— Рик привез тебя домой, — объясняет Софи, порхая по комнате в разной степени неглиже. — Тебе еще повезло! Грейс Пу — та вообще ползала по парковке, как пьяная моржиха. Ее так называемые друзья решили оставить ее там! О боже, Эвер, мне столько нужно тебе рассказать, но мы опаздываем!
Я сажусь, протирая сонные глаза. Солнечный свет скользит по обнаженному животу Софи, застегивающей черный кружевной лифчик. Мои рубашка и корсет, так и не увидевший света клубных прожекторов, висят на спинке стула, мятые после стирки и отжима ленты поникли.
В мозгу внезапно вспыхивают воспоминания о минувшей ночи, и у меня перехватывает дыхание от безотчетного ужаса. Рик стал очевидцем моего падения, о котором не должно было узнать ни одно живое существо, не говоря уже о нем самом. Его поло я выстираю (дважды!), прежде чем вернуть, если он вообще захочет его забрать. А что за вздор я несла вчера? «Так ты за мной следил?» «Наверное, ты похож на дерево…» Нужно разыскать Рика и все объяснить. Извиниться. Вот только я больше никогда не смогу посмотреть ему в лицо.
— А Рик говорил…
— Пошевеливайся! — Софи бросает мне мое зеленое платье и натягивает на себя полосатую майку. — Драконша совершает обход. Если она нас застанет, мы здесь застрянем надолго, а у Яньне все лето до конца расписано. Другого шанса к ней попасть у нас не будет.
— Яньне? Кто это такая?
Спешка Софи, как всегда, заразительна. Я сбрасываю с себя поло Рика.
— Наш фотограф! Фотосессия! Разве я тебе вчера не говорила? Яньне — лучшая. У нее все было занято, но мне удалось записаться вместо отменившейся клиентки, — правда, придется пропустить китайский.
— Если ты и говорила, я все равно не помню, — стону я. Голова у меня раскалывается: утро первого в жизни похмелья — явно не самый подходящий день для фотосессии. С чего это Софи порхает, как мотылек под кайфом?
— Сегодня тебе сказочно повезло! Как только мальчишки начнут листать твой альбом, ни один из здешних парней не сможет перед тобой устоять!
Я прыскаю со смеху, но тут же морщусь от головной боли:
— Никто на мои снимки не посмотрит, тем более парни, которые не смогут передо мной устоять.
Впрочем, позирование на фотосессии, пожалуй, идеальный способ перестать одеваться как монашка, поскольку, кажется, это все, на что я способна. Я снимаю измятую шифоновую юбку. Словно в знак протеста на пол падает какая-то салфетка, трепеща, точно бабочка с желто-голубыми крыльями. На одной ее стороне — рисунок.
— Что это?
Заинтригованная, я наклоняюсь, чтобы поднять его. Это набросок мелками. Мой портрет. Я танцую.
Я изображена в профиль: голова запрокинута назад, черные как смоль волосы струятся по спине, нос задран к потолку. Одна рука поднята. Я помню эту песню, это движение: таинственный художник несколькими штрихами сумел передать накал и энергию в линиях моего тела. А потом сунул портрет мне в карман.
— Что это? — спрашивает Софи, проводит щеткой по влажным прядям, подходит ко мне — и ахает: — Потрясающе!
— Понятия не имею, кто это сделал.
— У тебя завелся тайный поклонник!
— Возможно.
Я краснею. Такое со мной впервые. К всему прочему чудо-мальчик еще и гениальный художник, Микеланджело? Эта мысль удивляет: если он отвез меня домой, это еще не доказывает, что он мой поклонник. Совсем наоборот.
— Больше, чем поклонник. — Софи указывает на губы, мои губы, нежные и чувственные. Художник точно запечатлел очертания моей груди, а участки вокруг ног и треугольник между ними заштриховал кумачово-красным. — Этот парень хочет тебя, Эвер.
Кто он? Признаться, глядя на этот рисунок, я чувствую себя обнаженной.
Из коридора доносится шум — звук удара кулаком по дереву, — и я вздрагиваю от неожиданности. Софи прижимает ухо к двери, а я прячу рисунок в сумочку.
— Драконша, — шепчет моя подруга. — Она в соседней комнате. Скорей! Пора валить отсюда.
* * *
В тот самый миг, когда Драконша входит в соседнюю комнату, мы с Софи открываем дверь, проносимся по коридору и мчимся по лестнице через две ступеньки. Минуем голубой плакат, рекламирующий шоу талантов, и «доску позора» с новыми штрафными баллами. Напротив моего имени стоят три красные галочки. У меня холодеет в животе. Вслед за Софи я прокрадываюсь на цыпочках мимо узких застекленных дверей классов, уже наполненных вчерашними гуляками, которые ныне жаждут учиться, чтобы избежать взысканий.