Балетная студия Сыту находится в сорока пяти минутах езды от «Цзяньтаня», на окраине Тайбэя. Я миную несколько тихих улочек, подхожу к неприметному двухэтажному зданию, распахиваю стеклянную дверь…
И попадаю в рай.
Приемная с выцветшими розовыми обоями обставлена старомодной, но очень популярной китайской деревянной мебелью. В комнате пахнет сиренью. Обогнув стойку, я вхожу в студию с зеркалами на стенах. У полированного двойного станка выполняет экзерсис дюжина моих ровесниц, помахивая в воздухе черными волосами, собранными в хвост. Играет «Вальс цветов» Чайковского. Рыжеволосая женщина ритмично выкрикивает на невероятной смеси китайского и французского: «Сы гэ ронд де жамб[52], шуан ронд де жамб, арабеск[53], — фэйчан хао, Лупин! Хэнь хао, Фаньли!»[54]
Знакомый ритуал наполняет сердце восторгом. Ко мне плавно приближается элегантная китаянка с черными волосами, заплетенными в аккуратную французскую косичку. Ей уже за сорок. Изящная осанка свидетельствует, что когда-то она сама была танцовщицей.
— Могу я вам помочь? — осведомляется она по-английски с американским акцентом: видимо, догадалась по моей одежде. Похоже, женщина удивлена.
— Э… Я живу в «Цзяньтане» и увидела в фотостудии ваш альбом «Коппелия». Я… э…танцовщица… — На этом слове я запинаюсь. — И хотела бы знать, есть ли у вас свободные места в классе или в летней балетной группе.
— «Цзяньтань», ну конечно! Я мадам Сыту. Вы можете к нам поступить!
Хозяйка студии провожает меня обратно к стойке администратора и вручает афишу выступления:
— В августе мы будем исполнять отрывки из «Лебединого озера» в любительском театре.
О, «Лебединое озеро»! Один из моих любимых балетов!
Принцесса Одетта, превращенная в лебедя, ее злой двойник, пачка из белых перьев, душещипательная история любви…
— Сколько… стоят уроки?
Моя догадка оказалась верна: судя по всему, хозяйка уже лет десять не поднимала цены. Однако балетные занятия до конца лета практически лишат меня оставшихся денег. Но я смогу танцевать!
— А отбор на выступление будет?
— В нем нет необходимости. Просмотр требуется только на сольные партии. — И мадам Сыту открывает журнал учета.
— Какие сольные партии? — выпаливаю я.
Преподавательница поднимает брови:
— Все, кроме принца. Одетта…
— Одетта!
— Одиллия, Ротбарт… Скажу сразу: эти роли, скорее всего, достанутся девушкам, которые занимаются у нас весь год. Вы можете участвовать в просмотре, но для этого нужно будет подготовить двухминутный отрывок…
— Конечно. — Я случайно роняю со стойки пуант и поспешно возвращаю его на место. — Я смогу.
— Вообще-то большинство девушек готовились несколько недель… Не хочу, чтобы вы разочаровались. — Мадам Сыту сверяется со своим блокнотом.
Я могу втиснуть вас в воскресенье утром… В восемь. Понимаю, это очень рано.
Рано? Мне представился шанс станцевать партию, которую я разучивала как одержимая! Я даже могу немного сымпровизировать, чтобы показать, на что способна. Доберусь от дома тети Софи на метро. Я пробегаю глазами афишку. Выступление состоится в первые выходные августа — когда в «Цзяньта-не» стартует двухнедельный тур на юг, самое яркое событие лета. Но для меня балет не менее важен. Последняя возможность. Прощание с танцем. А с туром как-нибудь уладится.
— Я согласна на воскресенье. Спасибо, — лепечу я, пока владелица студии выводит в своем журнале: Ван Аймэй. Она протягивает мне визитку магазина танцевальной одежды и обуви, и я хватаюсь за нее, как за спасительную соломинку.
Я выхожу на улицу под знойное солнце и прохожусь колесом по тротуару. Хотя вообще-то не одобряю эффектных кульбитов.
* * *
За обедом Драконша читает нам лекцию, от которой вянут уши. Она стоит на сцене под красными бумажными фонарями, повернувшись к десяткам круглых столов, но в выражении ее лица нет ничего праздничного.
— Вы умные молодые люди с блестящим будущим. Зачем вытворять глупости, которые могут вам же и навредить? Любой, кто покинет лагерь после отбоя, будет строго наказан, а возможно, отправится домой.
Вчера я бы с радостью воспользовалась этим шансом вернуться в Штаты, будь у меня смелость противостоять гневу и досаде родителей. Но теперь я уже не хочу домой. Здесь я обрела возможность танцевать. Тратить деньги по своему усмотрению. Целоваться с парнем, если найду подходящего. Дома я тонула, а «Цзяньтань» — корабль, который меня спасет.
— Похоже, на первый раз пронесло. — Софи отодвигает свою опустевшую тарелку к поворотному подносу в центре стола и открывает коробку изысканных лунных пряников, купленных для нее Ксавье. На красной шелковой подложке покоятся четыре квадратных пряника, покрытых масляной глазурью с замысловатыми узорами. Подруга протягивает мне один пряник. — Что подать к чаю: кунжутные шарики или пряники с лотосовой начинкой?
Я пробую начинку — сладкую пасту из семян лотоса.
— М-м-м, объеденье. И то, и другое!
— Что насчет десерта? «Ледяная стружка» или самодельный мочи?[55] Не слишком сладко?
Похоже, ближайшие две недели только и разговоров будет что о предстоящем визите к тетушке Клэр. Но я не возражаю. Напротив, с нетерпением жду встречи с семьей Софи, не говоря уже о том, что она мне все уши прожужжала россказнями о шикарных покоях и лакомствах прямо как в «Красавице и чудовище».
— Может, по одному в день? — предлагаю я.
— Ты сама купила эти пряники? Или выпросила у своего богатенького ухажера?
Услышав голос Минди, Софи замолкает на полуслове. Прожевав и проглотив пряник, она наконец оборачивается к сопернице в нежно-голубом платье.
— Любопытство не порок, — холодно замечает она.
Ага, призналась. — Минди складывает руки на груди. — Ты бегаешь за ним, потому что он из самой богатой семьи на Тайване.
Софи невозмутимо взирает на девушку:
— Мне нравятся хорошие вещи. Что с того?
Минди опускает руки, сжимает кулаки и в бешенстве удаляется. Софи тяжело вздыхает:
— Завидует. Ясное дело.
Я вспыхиваю. Догадывается ли Ксавье, что девушек, которые за ним охотятся, привлекает состояние его семьи? Я никогда не мечтала о богатых парнях и всегда рассчитывала, что сама буду содержать семью. Но, может, такому парню, как он, стоит об этом задуматься.
— Ты ведь не придаешь этому значения, правда? — спрашиваю я.
Софи отправляет в рот последний кусочек пряника.
— Когда мне было семь лет, домовладелец регулярно ломился в дверь нашей вонючей квартирки. Я до сих пор помню, как пряталась под одеялом. Когда он уходил, я спрашивала: «Нам придется переехать?», а мама кричала: «Ты же обещал, что позаботишься о нас!», заставляя отца чувствовать себя жалким убожеством, каким он, собственно, и являлся.
— Боже мой, Софи! — У моей подруги отменный вкус и потрясающие шмотки — я решила, что она и сама из богатой семьи. Ничуть не бывало. — Как грустно!
— Я ни за что не буду жить так, как живет моя мама. Так что да, я бы соврала, если бы сказала, что богатство Ксавье меня не волнует. Но это не значит, что он мне не нравится.
Я мрачнею. Деньги Ксавье не должны волновать Софи, однако она в чем-то права: игнорировать их не получится.
Софи наклоняется ко мне:
— Может, твой таинственный художник — Бенджи? Он поступил в Род-Айлендскую школу дизайна.
Я машинально оглядываюсь в поисках плюшевого мишки Димсума и вздрагиваю:
— Господи, надеюсь, что нет!
И только тут до меня доходит, что Софи ловко сменила тему разговора.
* * *
На китайском Софи без колебаний садится между мной и своим парнем, и у меня появляется отличная возможность понаблюдать за их развивающимися отношениями, а также необходимое пространство, отделяющее меня от Ксавье. Несколько раз, когда он ловит мой взгляд, я нахожу повод повернуться к Спенсеру Сюю, сидящему с другой стороны.