Делия прикусила губу. Интересно, сознавал он, насколько грубо это прозвучало? Или ему все равно?
– Давайте же обсудим главное! – поспешно сказала она. – Кто первый?
– Начните вы. Хотя бы потому, что моя история заведомо будет правдивой.
Делия сделала над собой усилие, чтобы не огрызнуться. В конце концов, он имел право на колкости.
– Откуда вы родом, мисс Гилли? Кто были ваши родители? Есть ли у вас братья и сестры?
– Кому-то все равно придется начать, так почему бы не мне? – Она с деланным спокойствием переплела пальцы и прислонилась к стене, позволив солнечному лучу, проникавшему через иллюминатор, бродить у нее в волосах. – Первые двенадцать лет жизни я провела в Цинциннати, штат Огайо. Моими родителями были Мерфи и Айлин О'Делл… Гилли. – В последнюю минуту ей пришло в голову сохранить вымышленное имя, просто из осторожности и вопреки крепнущему чувству, что этому человеку можно доверять. – Мое полное имя – Оделла, в честь матери, но мне кажется, Делия звучит как-то… лучше.
– Похоже, ирландское в вашей натуре и есть ваша натура целиком, – заметил Брэдфорд со смешком.
Делия бросила на него испытующий взгляд, пытаясь угадать, не настроен ли он в принципе против ирландцев, но не обнаружила ничего такого. Напротив, он, казалось, забавлялся. Он даже покинул свой пост у двери (где стоял, словно караульный в здании суда, в комнате для подсудимых) и присел на нижнюю койку.
– Получается, что так, – с облегчением согласилась она, – хотя моя мать родилась на американской земле, а отец ступил на нее десятилетним мальчишкой. Я никогда не видела ни дедушку, ни бабушку по отцовской линии, знаю только, что живут они… если еще живы, в Филадельфии.
Ей показалось, что Брэдфорд слегка вздрогнул.
– А ваша мать? Она родилась в Цинциннати?
– И жила там до встречи с моим отцом. Ее родители регулярно писали нам, пока мама была жива, но после ее смерти я утратила с ними связь, потому что… потому что часто меняла место жительства.
– Ускользая из рук закона? – осведомился Брэдфорд в высшей степени неодобрительным тоном.
– Ничего подобного! – возмутилась Делия. – Я просто искала – и находила – новые возможности для бизнеса. Я же сказала, что чиста перед законом. И никогда не преступала его, слышите, никогда!
– Да, так вы сказали, – подчеркнуто заметил он. – Что же привело вашу семью в Калифорнию?
– А что привело сюда всех остальных? Золотая лихорадка, разумеется. Когда слухи о золоте достигли Цинциннати, отец одним из первых бросился в эту авантюру.
– Со всем семейством?
– Мать наотрез отказалась отпускать его одного. Отец, он… знаете ли, это был человек совершенно неприспособленный. Я в то время этого не понимала, а мама знала, что он не сумеет сам о себе позаботиться. Впрочем, возможно, она просто боялась, что отец не вернется.
Подняв взгляд на Брэдфорда, Делия с удивлением заметила тень боли на его лице.
– Весьма обоснованный страх, – буркнул он. – Не все возвращаются и не всегда.
– А что, кто-то?..
– Не важно. Сейчас ваш черед рассказывать, вот и продолжайте.
На этот раз Делия не отреагировала на резкость его тона, сознавая, что она, возможно, маскирует какую-то душевную боль.
– Да-да, конечно, – произнесла она очень мягко. Это заставило Брэдфорда нахмуриться, и она поспешила возобновить повествование: – Итак, мы отправились на запад весной 1849 года, как и многие другие семьи золотоискателей. Думаю, отец не сделал бы и шагу в том направлении, если бы заранее знал, каким тяжелым испытанием обернется его затея. И уж точно ни за что не взял бы с собой семью. Нам понадобилось полгода, чтобы добраться до Сакраменто. Полгода… а казалось, десятилетие! – На этот раз боль коснулась сердца самой Делии, и она отрешилась от нее не без труда. – Мы достигли Сакраменто в середине октября. К тому времени там собрались тысячи старателей со всего мира. Зрелище было волнующим, но, несомненно, внушало страх.
– Понимаю, – медленно произнес Кент.
Сейчас в его взгляде было сострадание, тем более странное, что Делия умолчала о тяготах первых дней. Возможно, он сумел предположить, через что им пришлось пройти.
Она заметила, что мысленно с легкостью называет его по имени.
– Денег у нас было совсем немного, а каждая мелочь стоила баснословно дорого. И все же мы продолжали путь на прииски. Отец был во власти золотой лихорадки, он искренне верил, что разбогатеет в первую же неделю и что очень скоро мы забудем все лишения.
Она умолкла и покачала головой, все еще удивляясь подобной наивности. Даже тогда, в двенадцать лет, она была большей реалисткой, чем ее отец, мечтатель и фантазер.
– Он не напал на золотую жилу? – поторопил Кент.
– Золото он, конечно, нашел, но далеко не сразу и вовсе не столько, сколько хотел. На приисках все стоило еще дороже, чем в Сакраменто. Если бы не мать и не ее мастерство белошвейки… она шила и чинила одежду в обмен на самые необходимые вещи.
– А вы? – спросил он, не спуская с нее испытующего взгляда. – Помогали отцу мыть золото или матери чинить рубахи старателей?
– Ни то и ни другое. – Делия вдруг улыбнулась, заставив его мигнуть от неожиданности. – Когда через лагерь проходил бродячий торговец всякой всячиной, я уговорила отца потратить немного песка на курицу-несушку и потом продавала старателям яйца по доллару за штуку.
– Да вы прирожденный делец! – воскликнул Кент иронически.
– Просто мне не чужд здравый смысл. – Делия пожала плечами. – В самом деле, кое-кому удалось сколотить себе состояние на приисках, но даже в самом начале лишь один из сотни старателей находил золотую жилу, а чем дальше, тем реже это случалось. Остальные довольствовались случайным самородком и той горсткой золотого песка, которую удавалось намыть за день. Зато кошельки тех, кто снабжал нас едой, одеждой и прочим, буквально разбухали от денег.
Кент прислонился к стене каюты, вытянув ноги так далеко, что кончики его ботинок коснулись подола ее платья.
– Значит, вы вносили свою долю в семейный бюджет, грабя старателей?
– На приисках, мистер Брэдфорд, грабит каждый, кто что-то продает. Доллар за яйцо был нормальной ценой. К вашему сведению, я начала с семидесяти пяти центов, чтобы переманить покупателей из приисковой лавки. Когда мы перебрались в другие места, где у лавочника не оказалось несушек, я подняла цену до доллара. – Не сумев прочитать по выражению лица, что он об этом думает, Делия поспешно продолжила: – В какой-то мере я помогала и матери получать за ее работу достойную плату. К тому же мы с сестрой подбирали то, что старатели выбрасывали за ненадобностью, чинили, подновляли и продавали им же. Так прошло два года. Наконец папе посчастливилось все же найти золотую жилу. Когда с промывкой золота было покончено, мы решили обосноваться в Сакраменто. Ну вот, собственно, и все. Теперь ваш черед.
– Нет, не все, – возразил Кент. – Что же было дальше? Как вы оказались в Сан-Франциско?
– Моя мать умерла во время вспышки холеры в 1852 году, то есть вскоре после отъезда с приисков, а папа – в прошлом году от дифтерии. Зачем вам это? Мы же говорим всем и каждому, что познакомились в Сакраменто.
У Делии не было ни малейшего желания вдаваться в подробности ее последнего предприятия, так как было совершенно ясно, что Кент его не одобрит. Глаза его слегка прищурились, словно он прикидывал, не настоять ли на своем, но потом он пожал плечами:
– Будем считать, что на первый раз достаточно. Пусть ваш язык получит заслуженную передышку.
Она спросила себя, может ли этот человек изъясняться просто, а не метать словесные стрелы. Она сложила руки на коленях и на манер прилежной ученицы выказала полную готовность отнестись со всевозможным вниманием к тому, что ей предстоит услышать. Кент адресовал ей взгляд, полный насмешливого одобрения, давая понять, что оценил этот маленький спектакль.