На краю Площади возникло какое-то волнение. Мур заметил, что островитяне расступаются, словно пропуская кого-то. Все разговоры прекратились, все головы повернулись в одну сторону, и по шумной Площади медленно покатилась волна тишины. Смех и гвалт мало-помалу стихли до едва слышного ропота. Муру не удалось разглядеть, в чем дело, - очень уж много было вокруг народа - поэтому он высмотрел свободный пятачок возле шалаша, где хранилась рыба, и отправился туда. Люди расступились, и Мур увидел приближающегося Бонифация - неспешная походка, неизменная трость, черный костюм. Солнце вспыхнуло в стеклянном глазу у него на шее. Бонифаций смотрел прямо перед собой, ни на кого не обращая внимания, и шел как будто бы прямиком к Муру. Наконец самые дальние ряды толпы затихли в предвкушении. Барабаны смолкли.
Не замедляя шаг, Бонифаций едва заметно прищурился, глядя Муру в лицо. Он остановился всего в нескольких футах от белого, и Мур увидел налитые кровью глаза священника, словно Бонифаций то ли пил, то ли курил травку. За стеклами очков они казались воспаленными ямами на угольно-черном лице. Бонифаций тяжело оперся на трость, сжимая обеими руками набалдашник, и молча оглядел Мура, а с ним - вся Площадь. Мур услышал, как где-то поодаль женский голос шикает на ребятишек.
- Вы были внутри, - спокойно сказал Бонифаций.
- Верно, - ответил Мур, встречая его пристальный взгляд.
- Вы безумец или глупец? Почему вы не послушали меня? Да поможет тебе Господь! Ах, oui, конечно же - вы видите в ней лишь память об исторических событиях, возможно, курьез. А стали бы вы вот так же заглядывать в пасть змее? Теперь эта лодка вскрыта и стоит в хрупких деревянных стенах. И что же, скажите, вы нашли в ней?
- Ничего. Вообще ничего.
- Ложь! - свирепо прошипел Бонифаций. Он оглядел столпившихся вокруг людей, и, когда снова посмотрел на белого, то уже опять владел собой. Он сказал, почти прошептал: - Я знаю, что вы там нашли, Мур. Вы слышите? Знаю! А вы решили, что грезите, или сошли с ума, или прокляты и обречены видеть то, чего вам никогда не понять, как ни старайтесь. Не ходите туда больше. Послушайтесь моих предостережений, оставьте лодку в покое!
- Что же я там видел, Бонифаций? Поделитесь.
Священник помолчал, а когда заговорил, голос его шел от самого сердца.
- Мур, перед вами на миг открылся Гадес. Вы видели обитель вечных мук и казней. И все же вам хватает глупости думать, будто это был кошмарный сон, будто вы в безопасности оттого, что непонятное вам не может на вас посягнуть. НО Я ГОВОРЮ - МОЖЕТ! - Бонифаций вдруг отвернулся от Мура и скользнул взглядом по лицам обступивших его людей. Он шагнул в толпу, и та расступилась перед ним, испуганно пятясь.
- Слушайте! - воскликнул он, и голос его зазвенел в тишине, опустившейся на площадь. - Слушайте меня все, слушайте внимательно! Среди вас есть те, кто прислушивается к моим словам, и такие, кто презирает мое учение, но сейчас я всех вас прошу - слушайте! - Он переводил по-прежнему суровый взгляд с лица на лицо. - Кокине угрожает большая опасность... страшная опасность, и я настаиваю на том, чтобы все, кто может, немедленно собрали вещи и покинули остров как можно скорее! - По Площади прокатилась волна тревожного шепота.
Бонифаций вскинул руку.
- Подождите! Дослушайте до конца! Те, кто не может сделать то, о чем я прошу, сделайте вот что: забейте досками окна своих домов, заприте ставни и двери! Если у вас есть оружие, держите его под рукой! - Толпа слушала все тревожнее, кое-кто нервно заерзал, но никто не посмел ни уйти, ни опустить глаза. - Не выходите ночью на улицы, - продолжал Бонифаций. Присматривайте за женами и детьми, не позволяйте им забредать на лесные тропинки...
Ему ответил хор гневных испуганных голосов. Несколько человек выступили вперед, словно бросая Бонифацию вызов. Какая-то женщина упала на колени и что-то горячечно забормотала, стиснув перед собой руки как для молитвы.
- СЛУШАЙТЕ МЕНЯ, ГЛУПЦЫ! - закричал Бонифаций. От напряжения на шее у него вздулись вены. Всякий шум тотчас прекратился; те, что хотели поспорить с Бонифацием, замерли на месте, сердито блестя глазами. Его преподобие негромко продолжал: - Если вам дорога жизнь, держитесь подальше от верфи...
От этих слов у них перехватило дыхание. Над толпой повеял слабый ветерок с моря, улетел в глубь острова; где-то в задних рядах упал железный горшок. Мимо Мура прошел пожилой мужчина, он поднял с земли ведро, со страхом поглядел на белого человека и исчез в толпе. Через несколько мгновений островитяне принялись молча сворачивать торговлю. Музыканты унесли железные барабаны, женщины похватали отпрысков за руки и потащили с площади, не обращая внимания на протестующие крики и плач. Площадь быстро пустела.
- Вы что, с ума сошли? - Мур подошел к Бонифацию. - Именно этого и не хотел констебль! Из-за вас теперь начнется паника, черт бы вас побрал!
- Я сказал им правду, - ответил Бонифаций. - Кип обманывает себя. На м_о_и_х_ руках крови не будет!
Мур подавил острое желание схватить хрупкого старика и трясти его до тех пор, пока он не расколется и его мрачные тайны не высыплются на песок.
- Объясните, как вас понимать, - сказал он немного погодя.
- Это может спасти им жизнь. Вам тоже.
- А просто объяснить вы не можете? - Мур был в ярости. Вуду Бонифация подчинило себе островитян. Кип ничего не мог с этим поделать.
Зная, что теперь бессмысленно взывать к здравому смыслу напуганных Бонифацием кокинцев, Мур стал смотреть, как последние торговцы уносят с площади свой товар. Один фермер волок упирающихся свиней, жена и дети помогали ему, охаживая непослушную скотину палками по заду. Другой нагибался, собирал с земли вязанки сахарного тростника и охапками бросал в тачку.
- Запомните, - сказал Бонифаций, глядя в глаза Муру. - Держитесь подальше от этой лодки.
- Бога ради, что все это значит? - снова спросил Мур, однако его преподобие, не проронив больше ни слова, пошел прочь той же дорогой, которой пришел, - через быстро пустеющую Площадь в сторону песчаной ленты Фронт-стрит.
- ДА ЧТО ЖЕ ЭТО? - в сердцах крикнул Мур, но Бонифаций не остановился и вскоре исчез среди дощатых домов.
Теперь Мур понял, кто здесь хозяин; он видел в толпе и мэра Рейнарда, и еще дюжину своих знакомых, неподвижно застывших под пронзительным взглядом Бонифация. Никто из них не шелохнулся, никто не издал ни звука, зато голос священника свободно летел над площадью, упрашивая, приказывая, умоляя. И никто из его паствы не осмелился ослушаться.