Несколько секунд они сидели в неловком молчании. Потом Яна отодвинула пресс-папье, допила свой кофе и встала.
- Мне пора. Я рано встаю. Боюсь, придется попросить вас помочь мне с разъездами по острову. Но если это слишком хлопотно, я, наверное, смогу взять в деревне велосипед напрокат.
- Да что вы, какие хлопоты, - спокойно возразил Мур.
- Ну, если вы уверены... Утром я бы хотела подъехать быстренько взглянуть на самолет и, конечно, поговорить с констеблем.
- Кип вряд ли изменит свое решение.
- Посмотрим. Если придется, я вернусь в Кингстон и задействую официальные власти. - Она мгновение постояла над ним, сказала: - Спокойной ночи, - и пошла к лестнице. Поднявшись на несколько ступенек, она обернулась, чтобы подбодрить его, но передумала и пошла к себе в номер.
Мур долго сидел на диване и вдруг испытал странное чувство - ему почудилось, что где-то совсем рядом притаилось зло, острая, жгучая ненависть, способная в любой момент вскипеть и разрушить деревню. Это было то же ощущение, какое возникло у него на лодке, и он не мог избавиться от него. Потом он вспомнил, что в ящике стола у него в комнате лежит автоматический пистолет сорок пятого калибра. Мур поднялся, защелкнул замок на двери-ширме и деревянной двери, прошел по коридору в кухню и задвинул засов на двери черного хода. Лишь придя к выводу, что гостиница надежно заперта, он выключил свет и в темноте поднялся по лестнице.
Густые, сулящие ненастье тучи неслись по ночному небу, заслоняя луну и звезды. Короткий ливень простучал по окнам и крышам, по желобам и канавам потекли ручейки. Рябой от дождя морской простор разгладился, и хмурый рассвет озарил две слитые у горизонта аспидно-серые равнины - море и небо; только чуть более светлое серое пятно над неспокойным океаном выдавало, где солнце. Ветер, пригнавший сюда с северо-востока тучи, под утро улегся, и Кокину сковали мрачные штиль и безмолвие.
Кипу спалось плохо. Его то и дело будили воображаемые шумы: какое-то шевеление в кустах под окном, далекие крики птиц, крысиная возня у стен. Он затемно вылез из постели и до утра пытался читать, но мысли, теснившиеся в голове, не давали ему сосредоточиться на напечатанных строках. Кип переворачивал страницы машинально, не видя текста, а потом, когда маленький дом заполнился серым светом и Майра захлопотала на кухне, окончательно погрузился в свои мысли и сидел совершенно неподвижно, сложив перед собой руки.
- Сейчас будем завтракать, - сказала Майра, заглядывая в дверь. Минди будить?
- Нет, - отозвался Кип. - Пусть поспит еще немного.
Майра поняла, что муж хочет побыть один, вернулась в кухню и стала накрывать на стол.
Кип понимал, что в последние несколько дней держится с женой прохладнее обычного. Враг добрался до нас, вдруг подумал он, одолел преграду времени и смерти и не успокоится, покуда не уничтожит нас. Немецкая подводная лодка пожирала его, заполоняла сны, отравляла самый воздух, которым он дышал. Что за люди, подумал Кип, создали подобную машину смерти? Кто клепал корпус, кто обшивал его стальными пластинами, кто тянул под палубами целые мили тросов и кабелей? Кто начинял торпеды взрывчаткой, размещал оборудование в недоброй памяти штурманской рубке и вгонял на место водонепроницаемые переборки? Эта лодка до последнего дюйма задумывалась и воплощалась ради одной цели - разрушать. Живая, она резала носом подвижную толщу воды, дабы выполнить свое предназначение, мертвая раскаленным клеймом впечаталась в сознание Кипа. "Враг настиг нас, - думал Кип, - и спасения нет".
Он быстро съел завтрак, вполуха слушая Майру; та знала, что муж частенько решает свои проблемы, уйдя в себя и не реагируя на окружающее до тех пор, покуда не сыщется разгадка. Кип помог ей убрать со стола, поцеловал ее и еще не проснувшуюся дочку и отправился к своим повседневным утренним обязанностям.
Он ломал голову над тем, как отвязаться от этой Торнтонши. Ей никогда не понять, что им движет; ей не увидеть того, что увидел он, и не почувствовать того, что он почувствовал, а значит, и говорить с ней без толку. Он поступит так, как считает правильным, - ведь он представляет закон и отвечает за всех.
Он еще раздумывал над этой проблемой, когда заметил, что к нему, спотыкаясь, бежит какой-то человек. Человек этот размахивал руками и что-то выкрикивал. Кип пригляделся. Это был Эндрю Кейл, заместитель управляющего верфью. Он с трудом удерживал истерические рыдания, из ввалившихся остекленелых глаз лились слезы, голые руки были исцарапаны.
- К_и_п_! - выкрикнул он, тяжело дыша. - Слава Богу, я вас нашел! Схватив констебля за руку, он начал куда-то тянуть его.
- Что с вами? - спросил Кип. - Что случилось?
- У меня дома... - выдавил Кейл, который никак не мог отдышаться. - О Господи... у меня дома...
У Кипа закаменела спина.
- Садитесь в машину. - Он помог Кейлу забраться в джип.
- Мы... с мистером Лэнгстри только что вернулись... из Стил-Кэй... а у меня дома... я не смог войти... не знаю... не знаю-у... - проскулил Кейл.
Кип свернул на дорогу, которая вела к дому Кейла. Он остановил джип у гаревых ступенек крыльца, и Кейл с трудом выбрался из машины.
- Пойдемте, Кип! - едва слышно прошептал он. - Прошу вас!
Кип уставился на дом. Входная дверь была сорвана с петель и лежала на перилах крыльца. Весь двор усеивали осколки стекла из разбитых окон. За останками оконных рам еще висели цветастые занавески, располосованные в бахрому. Кейл вцепился ему в руку.
- Прошу вас...
Едва Кип переступил порог дома, он почувствовал резкий запах крови, к которому примешивался другой, такой же неприятный. Смрад гниющей плоти.
Кейл протиснулся мимо Кипа в коридор, сделал несколько шагов вглубь и застыл как изваяние в дверном проеме. "_Н_о_р_а_!" - вдруг вскрикнул он дрожащим голосом. Но не шелохнулся, даже когда Кип положил руку ему на плечо.
- Там, - выговорил Кейл, тыча пальцем.
Кип посмотрел, куда он показывает, - и окаменел от ужаса.
На полу среди обломков дерева и осколков стекла лежало то, что когда-то было человеком.
Поблескивали переломанные кости. От головы мало что осталось, глаза были вырваны, нос тоже, и только странно белели ровные зубы. На груди, руках и ногах виднелись бесчисленные серповидные раны - там мясо сдирали до кости, целыми ломтями. "Укусы, - вдруг подумал Кип. - Крысиные укусы". От горла не осталось ничего; плоть была содрана до позвонков, сосуды безжалостно порваны. Тело лежало в загустевшей винно-красной липкой луже. Кейл поперхнулся и, спотыкаясь, кинулся к двери, но не смог побороть рвоту. Кипу пришлось напрячь все силы, чтобы совладать с волной тошноты, стремительно подкатившей к горлу, но голова у него кружилась и на ногах он держался нетвердо.