Когда дурнота прошла, он заставил себя войти в спальню. Окно было выбито, в углу валялась заскорузлая от крови простыня, матрац тоже был забрызган кровью. Кип собрался с духом, нагнулся, пошарил у покойника в заднем кармане и обнаружил бумажник. Он раскрыл его и поискал что-нибудь, что удостоверяло бы личность убитого.
Джонни Мейджорс. Господи Иисусе!
- ГДЕ МОЯ ЖЕНА? - спросил Кейл, утирая губы. Глаза у него припухли, веки отяжелели. - Где она?
- Н-не знаю... - ответил Кип и удивился тому, как глухо звучит его голос. Возле головы мертвеца лежала кисть руки, то ли отгрызенная, то ли отломанная от запястья. Кости в месте перелома были обсосаны дочиста.
- КТО ЭТО СДЕЛАЛ? - внезапно взвизгнул Кейл и попятился от Кипа, цепляясь руками за стену коридора.
Кип нагнулся к полу, отгоняя мух, круживших над телом. В лужах ясно отпечатались следы башмаков. Констебль подавил внезапно зародившуюся паническую дрожь. Закрыв труп простыней и изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, он торопливо вышел из дома и оперся на капот джипа. На крыльце показался Кейл - остекленелые глаза, потерянный взгляд.
- Где Нора? - едва слышным хриплым голосом спросил Кейл. - Что с ней стало?
Но Кип не слышал. Он неподвижно смотрел на джунгли, плохо понимая, что перед ним. Наконец в голове у него прояснилось, и он сообразил, что в зеленой стене зарослей пробит коридор, уводящий от дома. Приблизившись, он увидел в еще сырой мягкой земле у границы джунглей след башмака. Потом еще три. Кейл снова выкрикнул рыдающим голосом: "Где моя жена?" - но его вопрос не достиг ушей констебля: тот уже шел по тропинке, недавно проторенной кем-то в перевитых лианами колючих кустах.
Через каждые несколько футов попадались капли крови, а впереди тропа сворачивала в гниющую мертвую рощу. Минут двадцать Кип шел по ней, сознавая, что, должно быть, рехнулся, раз отправился в путь один и без оружия, а потом, продравшись сквозь высокую заросль колючек, увидел, что вышел к большому, старому, медленно разрушающемуся плантаторскому дому квадратному, массивному, под сводом переплетенных мертвых ветвей иссохших деревьев. Крыша дома давно провалилась, засыпав третий этаж, из пустых глазниц окон торчали черные балки. Балкон третьего этажа просел, опоры рухнули, по дряхлым, серым дощатым стенам расползлись вьющиеся растения.
Следы башмаков здесь обрывались.
Где-то вдалеке пронзительно крикнула птица - и умолкла. Кип огляделся, нашел сук, который при необходимости можно было использовать как дубинку, и пошел к бетонным ступенькам, поднимавшимся к массивному входу. Здесь он снова увидел засохшие капли крови; Кип остановился перед самой дверью и прислушался, но ничего не услышал. Он покрепче ухватил дубинку и пинком распахнул дверь. Она сорвалась с петель и с гулким грохотом рухнула на голый пол. Кип ступил в холодную сырость дома - и весь покрылся гусиной кожей, увидав лужи крови и кровавый след там, где по полу что-то протащили - что? Труп женщины? Он стоял в огромной комнате с высоким потолком, во все стороны расходились коридоры; широкая лестница со сломанными перилами поднималась на третий этаж и круто ныряла во тьму. В прорехи над головой Кип видел ветви деревьев.
Держа перед собой занесенную дубинку, он медленно двинулся по одному из коридоров, свободной рукой нащупывая дорогу. Он прошел несколько футов, и что-то мазнуло его по пальцам: ящерица, спешившая спастись в норе. Подавив крик, он отдернул руку, подождал, пока выровняется пульс, и тогда пошел дальше. Ящерица стремительно прошуршала по коридору. У себя под ногами Кип снова увидел капли и мазки крови, они вели в другую комнату. "Уходи отсюда, - сказал он себе. - Ты вернешься с оружием и подмогой, а сейчас уходи, уходи, пока не поздно!" Но тут он оказался в комнате и едва не задохнулся от невыносимой тухлой вони. Потолочные балки здесь обвалились и лежали на полу, а через выбитые квадратные окна высотой во всю стену в комнату вдвигались массивные колонны серого света.
В углу кто-то лежал навзничь.
Глаза у Кипа округлились, и, стискивая зубы из-за зловония, он медленно двинулся вперед.
Это был труп - но не Норы Кейл. Почти вся его плоть давно рассыпалась в прах; скелет облекали лохмотья военной формы - бурые, грязные, заплесневелые, точь-в-точь клочок ткани, зажатый в мертвых пальцах Турка, - а его простертые руки молили то ли о смерти, то ли о пощаде... или, возможно, и о том и о другом. Кип заглянул в пустые глазницы и почувствовал, как улетучивается его трезвая, долгие годы формировавшаяся решимость.
Безумие, подумал он; в реальном мире были границы и пределы, синее море и небо, зеленые джунгли, дощатые и оштукатуренные домики, люди из плоти и крови. Там не было ни Дамбаллы, ни Барона Субботы, ни призраков-джамби, регулярно наведывавшихся в деревню. Но откуда же тогда здесь взялся скелет в истлевшей нацистской форме? Душа Кипа испуганно сторонилась тварей, рыскавших за границей огня; всю свою жизнь он пытался достигнуть равновесия, сделать реальность ядром и основой своей жизни. Но что-то в самой его середке, спрятанное от всех и вся, а часто и от него самого, _в_е_р_и_л_о_. Там ютилась вера в знамения и приметы, в могущество вуду, в злых духов, которые пьют по ночам жизнь спящих, разгуливают по погостам с холодными стальными косами и, застыв во тьме, из-под капюшонов разглядывают мир света.
И вот этот мертвец лежит здесь, за много миль от поднявшейся со дна немецкой подводной лодки; время наконец настигло его, соленый воздух разъел плоть, разрушил кости. Кип попятился от скелета; заметив кровь на подоконнике, он понял - то, что осталось от женщины, твари забрали с собой. НЕТ! НЕТ ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! "Да, - шептал знакомый голос - голос его "дяди", его "учителя", - да это правда вспомни силы человеческие живут и после его смерти смерти смерти смерти..."
Твари, которых он боялся всю свою жизнь, похороненные им на задворках сознания, все-таки существовали.