Два дня британские морские охотники не оставляли лодку в покое; они знали, что заперли ее в своем кольце, и хотя порой надолго воцарялась тишина, обстрел неизменно возобновлялся. Они сбрасывали на нее, казалось, тысячи глубинных бомб - и ждали, не кашлянет ли кто, не выдохнет ли сквозь стиснутые зубы, не лязгнет ли ведро, не застонет ли разорванный металл. Глаза у Шиллера были безумные, и Муру сделалось не по себе. - Но лодка так и не всплыла. Немного солярки, да, но ничего, что говорило бы о прямом попадании. Из того, что я сумел разобрать, я понял: локаторы морских охотников потеряли лодку, точно она вдруг испарилась, но англичане не сомневались: она где-то на дне.
В эту минуту Муру живо вспомнилось его погружение - гора песка и кораллов, нависающий над головой неровный край былого выступа материковой отмели. Может быть, командир немецкой лодки пытался уйти от врага, п_о_д_н_и_м_а_я_с_ь_ вдоль стены Бездны, вместо того чтобы опускаться глубже, а потом завел субмарину под каменный карниз, где ее не могли нащупать радары? И, может быть, в тот самый миг, когда кто-то из команды подвинул рычаг, открыв сжатому воздуху доступ в резервуары, карниз от сотрясения обвалился и похоронил лодку под тоннами песка. Экипаж оказался в заточении и час за часом, задыхаясь в накапливающихся вонючих испарениях, ждал - вот-вот иссякнет воздух. Когда остов лодки в достаточной мере освободился от песка, чему немало способствовали ураган и последний взрыв глубинной бомбы, остатки сжатого воздуха подняли ее на поверхность.
- Наконец, - негромко говорил Шиллер, - морские охотники сдались и прекратили поиск. Меня допросили и отправили за решетку. Конец войны я встретил в тюрьме. Я вернулся в Германию, в Берлин. Я помню, как шел по улице к родительскому дому... От него остался один фасад - печная труба, стена, дверь. А поперек двери намалеванное кем-то ярко-красной краской "Семья Шиллеров погибла". - Он заморгал и отвернулся. - Они погибли во время воздушного налета.
- Мне очень жаль.
- Ничего, ничего. Ведь была война, - Шиллер допил свой ром и поставил стакан на стол. - Где лодка сейчас?
- На верфи.
Шиллер мрачно улыбнулся и кивнул.
- Странно, не правда ли, как иногда поворачивается судьба? Возможно, за столько лет моя лодка еще не исполнила своего предназначения...
- Предназначения? - ошарашенно переспросил Мур. - Как это?
Шиллер пожал плечами.
- Куда ее денут? В какой-нибудь морской музей? Может быть, даже в сам Британский музей? Полагаю, это возможно. А значит, моя лодка еще жива, а? Быть может, ее поставят в выстланном линолеумом огромном зале среди громадных орудий. Возможно, там будет даже старый, подбитый в бою танк. А дальше будет выставлен сияющий "спитфайр" или восстановленный "юнкерс". Туда будут ходить вспоминать дни своей славы медленно выживающие из ума старики. Будут приходить и молодые - но они не смогут понять, _ч_т_о перед ними, они будут смеяться и показывать пальцем, недоумевая, неужели этот старый хлам когда-то был хоть на что-то годен.
- Хоть на что-то! - фыркнул Мур.
Шиллер посмотрел на него долгим взглядом и наконец потупился. Да, возможно, Мур был прав. Возможно, сейчас это была лишь потрепанная, ржавая развалина, тень прошлого, где плещется морская вода и живут призраки.
- В марте сорок второго, - сказал он так тихо, что Мур едва расслышал, - это был самый страшный боевой корабль из всех, что я видел. Я попал туда с другого судна, ночью; желтые фонари в Кильской гавани, где стояла U-198, горели тускло - ради экономии электричества. Туман с моря висел над лодкой густыми седыми прядями; работали дизели, их шум передавался по воде, и настил у меня под ногами подрагивал. Я смотрел, как туман скользит вдоль бортов и втягивается в воздухозаборники дизеля. С того места, где я стоял, казалось, будто труба перископа уходит в темное небо; на палубах уже работали люди, из открытого носового люка поднимался столб мутного белого света. Лодка готовилась к походу - величественное зрелище. Я не могу его забыть... и не хочу. И все же... сейчас, вероятно, эта лодка ничто.
Мур помедлил, потом встал и пошел на другой конец комнаты, чтобы заново наполнить свой стакан. Снаружи в еще светлом вечернем небе висели тяжелые тучи, кое-где в окнах загорался свет. Ветер стих, и Мур сквозь дверь-ширму вдруг увидел на горизонте далекий сполох - то ли зарницу, то ли молнию, предвестницу грозы, выползающей из-за горба планеты. Сегодня ему не хотелось, чтобы темнело. Если бы только можно было не дать свету померкнуть - тогда он знал бы, что приняты все меры предосторожности... Мур обшарил взглядом темные складки джунглей. _О_н_и_ прятались там; он не знал, сколько их, но они прятались там. Ждали.
- Я не хотел рассказывать о лодке, - сказал Шиллер. - Это старая история. Но, видите ли, это все, что у меня осталось.
- Команда, - вдруг сказал Мур, поворачиваясь к немцу. - С ней что-то случилось... - Он осекся. Шиллер едва заметно подался вперед:
- Что - команда?
Мур помолчал, соображая, что сказать. Было бы безумием полагать, что этот человек ему поверит.
- Вы нашли останки? - спросил Шиллер. - Я готов в меру своих сил и возможностей помочь с опознанием.
Воцарилось молчание. Мур погрузился в свои мысли. Лучше бы этот человек, что сидит сейчас напротив него, не читал ту заметку в газете, не приезжал на Кокину... Наконец он показал в сторону кухни:
- Если вы проголодались, я могу поджарить рыбу.
- Да... Danke. Это было бы неплохо.
- Тогда идите-ка на кухню, - сказал Мур, - а я схожу погляжу, как там доктор Торнтон.
Когда немец исчез в глубине коридора, Мур поднялся наверх и обнаружил, что Яна еще спит. Прежде чем отправиться на кухню, он вышел из дома, закрыл и запер все ставни и защелкнул замок на двери-ширме. По Кокине медленно растекалась тьма. Мур задвинул засов на входной двери, словно этот деревянный брусок мог сдержать наступление ночи.
20
Тонкий луч света двигался по груде пустой тары из-под аккумуляторов; вдруг послышался лихорадочный писк, какой-то шелест, и Ленни Кокран пнул один из ящиков. Из хлама тотчас выскочили две маленькие темные тени и кинулись в сторону причала. Ленни держал их в луче, пока они не скрылись под перевернутым яликом с залатанным килем. "Куда ни плюнь, везде эти чертовы крысищи, - подумал Ленни. Он слышал, как они шуршат в горе ящиков. - Один хороший пожарчик, и духу бы их тут не осталось".