— А норвежские?
— Хе-хе. К вашему сведению, молодой человек, в 1904 году еще не было такой страны — Норвегия. Она получила независимость от Швеции только год спустя. А выходы из Осло-фьорда или Бергена тоже контролировались людьми Гартинга.
— Англия, Германия? Франция, в конце концов…
— Вы опять забываете, что это было начало двадцатого века. Предельная дальность тогдашнего эскадренного миноносца — тысяча с небольшим миль. Дойти до северного побережья Дании и вернуться обратно самый лучший английский либо германский миноносец мог лишь с промежуточной бункеровкой в самой Дании — а это не могло укрыться от агентов Гартинга. Конечно, отбункероваться можно было и в море, с заранее подготовленного парохода, — но такая операция сама по себе может считаться крайне подозрительной.
Поначалу Гартинг решил, что японцы купили у шведов какой-то старый миноносец — все новые или строящиеся были на виду. Он донес об этом в Санкт-Петербург — и получил приказание усилить контроль за выходом из проливов. Но таинственные миноносцы канули неизвестно куда: никто их больше не видел, в ближайших портах агенты Гартинга тоже не смогли собрать никаких сведений — корабли будто растворились в тумане. Ну, а дальнейшую историю вы знаете — Гулльский инцидент, неизвестные миноносцы, атаковавшие русскую эскадру в районе Доггер-банки, ответная стрельба, гибель нескольких рыбачьих суденышек и грандиозный международный скандал.
— Да, это известная история… — Лесник поднялся с кресла, разминая плечи. — Но, насколько я помню, никаких свидетельств о явлении таинственных миноносцев предъявить не удалось.
— Почему же? Не-ет, все было гораздо интереснее. Вам не кажется, что скандал закончился слишком быстро и слишком мирно? Россия всего лишь выплатила шестьдесят пять тысяч фунтов стерлингов семьям погибших и пострадавших. А ведь поначалу англичане требовали задержания и интернирования всей эскадры Рожественского. Адмирал Бересфорд даже запрашивал Адмиралтейство — потопить русских или доставить под конвоем в Портсмут? И вдруг все заканчивается пшиком: заседавшая в Париже международная следственная комиссия заявляет, что никаких миноносцев на месте трагедии не было — но тем не менее выносит вердикт о невиновности русского командования. Не кажется ли вам странным такой поворот дела?
— Что, агентов Гартинга все же допросили?
— В том-то и дело, что нет! Представитель России в суде адмирал Дубасов предъявил следственной комиссии их показания, но комиссия пожелала допросить свидетелей лично. Их доставили в Париж, однако на заседании комиссии эти люди так и не появились. Подозреваю, что они все-таки беседовали с членами комиссии в неофициальной обстановке — но когда и о чем, выяснить уже невозможно. Кстати, интересна дальнейшая судьба нашего героя. В ноябре дежурство в Проливах было свернуто, и фон Гартинг вернулся в Берлин к своим основным обязанностям. Вскоре он был произведен в статские советники, награжден орденом и сменил Рачковского на посту начальника всей русской тайной полиции за границей. Соответственно новой должности он перебрался в Париж — и вот тут-то новоиспеченного генерала настигли серьезные неприятности… Некто Бурцев — эсер-журналист, мнивший себя «охотником за провокаторами» — слил во французскую прессу информацию: дескать, Аркадий Михайлович Гартинг на самом деле является Абрамом Ландезеном, главарем русских бомбистов, готовивших покушение на Александра Третьего и арестованных в Париже в мае 1890 года, — причем главарем-провокатором, выдавшим всю организацию. Разразился громкий скандал, Гартинг вынужден был срочно вернуться в Россию. А затем свободная пресса припомнила ему и «миноносцы-призраки» — разворовал, мол, все выделенные средства и пугал правительство высосанными из пальца страшилками… Байку эту радостно подхватили советские историки — и она жива до сих пор. Карьере Аркадия Михайловича обвинения и инсинуации не помешали — был произведен в тайные советники — но за границу он больше не выезжал, по крайней мере, под этим именем. Служил в департаменте полиции, был начальником отделения, по некоторым данным — тесно контактировал с Инквизицией — с церковной, с Десятым присутствием Синода. Бесследно исчез после Февральской революции. Вот и все, что я могу про него сказать.
«Все это, конечно, интересно, — подумал Лесник, — но никакого отношения к делу не имеет… Загадочные «миноносцы-призраки», Гартинг, — неважно, был ли он авантюристом и провокатором, или патриотом Империи. Какая тут связь с Юханом Азиди? Ни малейшей».
— У меня есть к вам просьба, господин Валевски. Даже две.
— Рад буду помочь.
— Постарайтесь все-таки разузнать через ваших знакомых рыбаков всё, что можно — о Юхане Азиди и о его бизнесе. Как я понимаю, у вас громадный опыт в распутывании исторических неясностей, шероховатостей… Полагаю, что он вполне применим и к современной жизни. Если что-то покажется вам неправильным , не стыкующимся с имиджем заурядного бизнесмена — немедленно свяжитесь со мной.
— Сделаю все, что смогу. Но вы упомянули две просьбы…
— Вторая проще. Есть ли при здешнем порте какое-либо заведение, где собираются вернувшиеся из моря рыбаки? Причем мне хотелось бы явиться туда, заручившись вашей рекомендацией, чтобы не выглядеть чужаком, при котором все держат рот на замке.
— Есть, пожалуй, подходящее для ваших целей местечко… Хозяин изображает просоленного под всеми широтами морского волка, хотя в море бывал лишь туристом. Только, Бога ради, не скажите ему это — на всю жизнь обидится.
— Пожалуйста, не делай изумленное лицо, — попросила Диана. — И не вздумай травить идиотские анекдоты о блондинках!
Имидж она поменяла кардинально: цвет и длина волос, одежда, походка и жесты, — всё другое. Пожалуй, теперь соглядатаи из «форда-седана» не сумеют опознать пассажирку задрипанного «фиата»…
Хотя их, соглядатаев, не видно и не слышно. По крайней мере, Лесник, отправляясь на встречу с Валевски, на предмет слежки проверился весьма тщательно, но ничего подозрительного не заметил. Конечно, эшелонированную и оснащенную самой современной техникой «наружку» — окажись вдруг такая в Эсбьерге — засечь практически невозможно. Но в таких случаях Лесник привык полагаться на свое редко подводившее чутьё, а оно докладывало: всё чисто…