— Тогда деньги и все, что находится в доме, а также и сам дом будут принадлежать тебе.
— У тебя нет родственников?
— Есть один, да и тот богат. Это дядюшка, но нам, когда мы сидели в нужде, он мало чем помогал. Детей у него нет. Мне в общем-то не за что его благодарить, а в деньгах он не нуждается. Есть лишь одно существо в этом мире, к которому мое сердце не безразлично, это ты, Амина! Мне хотелось бы, чтобы ты относилась ко мне как к брату… я же всегда буду любить тебя как самую дорогую сестру!
Амина молчала. Филипп вынул деньги из неполного мешочка, запер шкаф и возвратил ключи девушке. Он хотел было снова заговорить с ней, но тут в дверь постучали, и в комнату вошел священник Сайзен.
— Благослови тебя Господь, сын мой, а также и тебя, дочь моя, которую я до сих пор никогда не видел. Ты, видимо, дочь доктора Путса?
Амина подтвердила.
— Я вижу, комната открыта. Я прослышал обо всем, что произошло. Филипп, — обратился священник к юноше, — мне надо поговорить с тобой и хотелось бы, чтобы девушка оставила нас наедине.
Амина вышла. Патер Сайзен присел на кушетку и кивком пригласил юношу сесть рядом. Разговор, который последовал, был слишком долог, чтобы пересказывать его подробно. Вначале священник попытался расспросить своего прихожанина о его тайне, но желаемого ответа не получил — Филипп рассказал ему не больше того, о чем поведал Амине. Юноша сказал также, что намерен уйти в море и что в случае, если он не вернется, Амина станет его наследницей. Затем патер поинтересовался доктором Путсом, спросив, не знает ли Филипп, какой веры придерживается тот, поскольку он, мол, никогда не видел его в церкви и ходят слухи, будто доктор неверующий. Филипп отвечал с присущей ему откровенностью, намекнул, что дочь доктора не прочь ознакомиться с христианским учением, и попросил патера взяться за ее обучение, на что тот, догадавшись о чувстве Филиппа к Амине, охотно согласился. Их почти двухчасовой разговор был прерван приходом доктора Путса, который, заглянув в гостиную и увидев священника, тут же скрылся. Филипп позвал Амину и попросил ее благосклонно отнестись к визитам патера. После этого святой отец благословил их и удалился.
— Надеюсь, вы не дали ему денег, минхер Филипп? — спросил появившийся после ухода священника доктор.
— Нет, — отвечал Филипп. — Но я бы не раскаивался, если бы и сделал это.
— Нет, нет! Пусть так! Ведь деньги лучше того, что он может дать вам. Сюда ему приходить больше не следует!
— Почему же, отец, если минхер Филипп желает этого? — спросила Амина. — Дом принадлежит не нам…
— Ах, да! Если минхер Филипп желает этого, — прервал ее старик. — Но он уезжает, как тебе известно!
— Ну и что же? Почему священник не может приходить сюда? Он будет приходить ко мне.
— К тебе, дитя мое? Что ему нужно от тебя? Пусть приходит, но от меня он не получит ни гроша и тогда быстро отстанет.
Поговорить с девушкой наедине возможности у Филиппа больше не было, да он и не знал, что сказать еще ей. Через час он простился с ней в присутствии ее отца, который не уходил, надеясь получить от юноши какие-либо указания относительно остававшихся в доме денег.
Спустя два дня Филипп прибыл в Амстердам и сразу же принялся наводить необходимые справки. Он выяснил, что парусники пойдут в Ост-Индию лишь через несколько месяцев. Весь частный торговый флот прибрала к рукам образовавшаяся Голландская Ост-Индская компания. Ее корабли ходили туда, однако только в сезон, который был наиболее благоприятным для прохода мимо мыса Бурь, так раньше называли моряки мыс Доброй Надежды. В состав готовящейся к походу флотилии входил и «Тер-Шиллинг», трехмачтовое судно, стоявшее еще не оснащенным на верфи.
Филипп встретился с капитаном этого парусника и выразил желание пойти с ним под парусами, чтобы изучить морское дело. Юноша капитану понравился, а поскольку он не только не требовал платы, а сам был готов платить за обучение, то капитан пообещал ему место второго рулевого и обед в кают-компании. Капитан заверил также, что Филипп получит уведомление, когда корабль будет готов к выходу в море. Договорившись обо всем, Филипп возвратился домой.
Прошло два месяца. Минхер Путс навещал, как обычно, своих пациентов и редко бывал дома, и, таким образом, молодые люди часто оставались наедине. Любовь юноши к Амине была такой же пылкой, как и у Амины. Какая девушка смогла бы быть для него более очаровательной и желанной, чем чуткая и великодушная Амина? Правда, иногда лицо Филиппа омрачалось. Время от времени он вспоминал о том, что ждет его впереди, но Амина всегда умела вывести его из задумчивости. Девушка не скрывала от Филиппа своего сердечного расположения, более того, каждый ее взгляд, слово, движение выдавали его.