Дверь была прочной, а Филипп так и не нашел орудия, чтобы взломать ее. Пыл его чуть поостыл, и он уже был готов простить Путса, лишь бы тот вернул ему драгоценность. Поэтому он громко закричал:
— Минхер Путс! Я знаю, что вы слышите меня! Отдайте мне то, что вы взяли, и я не причиню вам зла! Если вы не вернете мне мою вещь, то поплатитесь жизнью за ваше злодеяние!
Вороватый скряга слышал его. Он успел отдышаться и считал, что уже находится в безопасности, и поэтому решил не расставаться с драгоценностью. Он и не думал отвечать Филиппу, надеясь, что тот успокоится и украденная вещь останется у него, ведь у парня не было наличных денег.
Не дождавшись ответа, Филипп разразился бранью. Жажда мести, от которой он хотел было отказаться, вновь охватила его. Недалеко от дома стоял сарай с сеном, у его стены были сложены дрова. Филипп решил поджечь дом доктора, если реликвия не будет возвращена ему. Он притащил охапку сена, разложил его перед дверью, свалил на сено дрова, затем, как подобает истинному голландцу, высек, ударив кремнем по огниву, искру и зажег трут. Вскоре пламя взметнулось ввысь. Дверь загорелась, огонь набирал силу, и Филипп радовался своей затее.
— Теперь, жалкий грабитель и бесстыжий вор, ты испытаешь мою месть! — закричал молодой человек. — Если ты останешься в доме, то сгоришь в огне, а рискнешь выскочить наружу — умрешь от моей руки! Вы слышите меня, минхер Путс? Вы слышите меня?
Едва Филипп перестал кричать, как на втором этаже распахнулось окно, самое дальнее от горящей двери.
— Ага! Собираешься просить пощады? Но это тебе не поможет! — вновь закричал Филипп, но тут же осекся, когда, взглянув на окно, вместо морщинистого лица старого прохиндея увидел прекрасную девушку — ангельское создание лет семнадцати, которая, несмотря на угрожавшую ей опасность, держалась удивительно спокойно. Длинные черные волосы, заплетенные в косы; большие темные глаза, светившиеся огнем; милое личико с ямочкой на подбородке; резко очерченные розовые губы; благородный нос и высокий лоб — весь облик ее напоминал прекрасную мадонну с картины, написанной великим художником в минуты вдохновения. На фоне столба пламени и дыма, поднявшихся выше крыши, девушка напоминала великомученицу на костре.
— Чего вы добиваетесь этим, молодой человек? Почему жильцы этого дома должны заживо сгореть в огне? — спокойно спросила она.
Несколько секунд Филипп пристально смотрел на нее, не в состоянии отвечать. Затем у него мелькнула мысль, что он может загубить такое прелестное создание. Позабыв о реликвии и мести, Филипп схватил жердь и мигом разбросал дрова и сено, которые тут же погасли. Горела только дверь, которую он принялся забрасывать большими комьями земли. Вскоре ему удалось сбить пламя. Пока Филипп занимался этим, девушка молча смотрела на него.
— Теперь все в порядке, синичка! — обратился к ней Филипп. — Да простит меня Бог за то, что я подвергал опасности такую драгоценную жизнь! Но я хотел отомстить лишь минхеру Путсу.
— А какой повод дал вам к этому минхер Путс? — спросила юная красавица, сохраняя спокойствие.
— Какой повод? Да он пришел в мой дом и обокрал мою умершую мать, сняв с нее бесценную реликвию!
— Обокрал покойницу? Он не мог этого сделать! Вы, должно быть, заблуждаетесь, минхер!
— Нет, нет, синичка! Та реликвия принадлежит мне и, уж простите меня, должна вернуться ко мне. Вы же не знаете, что у меня связано с ней очень многое!
— Подождите, минхер, я мигом вернусь! — попросила девушка.
Филиппу оставалось только дивиться тому, что такая прелестная девушка проживает в доме скупого гадкого старика.
Покуда он размышлял над тем, кем же могла приходиться Путсу эта красавица, его окликнул серебряный голосок, и он снова увидел в окне девушку — в руке у нее была черная лента с привязанной к ней капсулой.
— Вот та вещь, которую вы желаете получить назад, минхер. Я очень сожалею о том, что мой отец доставил вам неприятности и вынудил прибегнуть к насилию. Возьмите ее и уходите! — произнесла она, бросая драгоценность Филиппу под ноги.
— Ваш отец, синичка? И он может быть вашим отцом? — переспросил Филипп; он так и не поднял с земли реликвию.
Девушка собиралась было удалиться, но пылкие слова молодого человека заставили ее задержаться.
— Постойте, синичка! Одно мгновение, пока я не вымолю у вас прощения за свои нелепые и дерзкие деяния! Я клянусь на этой святой реликвии, — продолжал он, поднимая и целуя капсулу, — что знай я, что в доме находится еще кто-то, то никогда не допустил бы того, что произошло. Я очень рад, что несчастья не случилось. Однако следует заняться дверью, она еще тлеет. Откройте мне, чтобы я смог загасить огонь. Об отце не беспокойтесь. Если бы даже он причинил мне в тысячу раз больше зла, я не позволю, чтобы с его головы упал хотя один волосок. Он знает, что я всегда держу свое слово. Позвольте исправить содеянное мною, и я тотчас же удалюсь.