– Я делаю вам щедрое предложение, минхеер Филип, и лучше бы вы его приняли. Кто еще польстится на такую ерунду?
– Сказал же – нет, – процедил разгневанный Филип.
– Тогда, с вашего разрешения, я возьму эту вещицу и придержу ее у себя до уплаты долга, минхеер Вандердекен. Это будет честно, я же должен обеспечить оплату. Когда принесете мне три с половиной гульдена и флакон, я все вам верну.
Филип больше не владел собой. Он схватил Путса за шиворот и вытолкал из дома:
– Прочь, сквалыга! Иначе я…
Озвучивать угрозу до конца не пришлось: лекарь настолько перепугался, что кубарем скатился по ступенькам крыльца и поковылял через мостик. Он даже пожалел, что присвоил себе ладанку, но необходимость убегать лишила его возможности – хотя бы и возникло у него такое желание – положить ладанку на мертвое тело.
Эта беседа, вполне естественно, заставила Филипа задуматься о реликвии, и юноша направился в комнату матери, чтобы забрать ладанку. Он отодвинул занавеску, взглянул на тело, протянул руку, чтобы развязать черную ленту… Ладанки не было.
– Пропала! – воскликнул Филип. – Соседи не посмели бы притронуться к ней. Это наверняка злодей Путс! Но я верну украденное, даже если он его проглотил! Голыми руками разорву!
Филип сбежал по лестнице, выскочил из дому, одним прыжком преодолел канаву и, как был, без шляпы и сюртука, помчался к уединенному жилищу медикуса. Соседи глядели ему вслед, когда он проносился мимо, точно порыв ветра, гадали, куда он бежит, и укоризненно качали головами.
Тем временем минхеер Путс успел одолеть не более половины расстояния до своего дома, поскольку у него болела лодыжка. Предчувствуя неприятности, если обнаружится пропажа ладанки, нечистый на руку врачеватель то и дело оглядывался – и, к своему несказанному ужасу, наконец заметил Филипа Вандердекена: тот был далеко, но неотвратимо приближался.
Перепугавшийся до смерти вор впал в совершенную растерянность, не зная, что ему делать; остановиться и вернуть украденное было его первым побуждением, но страх перед разъяренным Вандердекеном заставил его припустить вперед изо всех сил. Он рассчитывал добраться до дома, запереться внутри и таким манером сохранить за собой похищенное – или хотя бы выторговать некие условия возвращения вещицы хозяину.
Бежать следовало как можно быстрее, что минхеер Путс и сделал – понесся изо всех сил, перебирая тоненькими ножками, но Филип, заметив, что коротышка припустил, и окончательно убедившись в виновности Путса, тоже прибавил шаг – и начал мало-помалу нагонять свою добычу.
Ярдах в ста от заветной двери спасительного дома минхеер Путс расслышал за спиной поступь Филипа, и это заставило вора удвоить усилия. Между тем шум погони становился все громче, слышалось уже бурное дыхание преследователя, и Путс завизжал от страха, точно заяц в пасти гончей.
Теперь Филипа отделяло от него не больше ярда; юноша вытянул было руку, намереваясь схватить обидчика, но тот вдруг повалился наземь, скованный страхом, а Филип, не сумев уклониться, врезался в него, взмахнул руками в тщетной попытке устоять на ногах, упал и покатился по земле. Эта незадача спасла вороватого доктора: в мгновение ока он вскочил и, петляя по-заячьи, метнулся вперед, ворвался в дом и захлопнул дверь прямо перед Вандердекеном.
Филип, однако, не собирался сдаваться. Тяжело дыша, юноша огляделся по сторонам в поисках подручного средства, которое поможет ему вернуть похищенное. Увы, Путс, живший уединенно, позаботился о том, чтобы принять все меры предосторожности против грабителей: нижние окна были прикрыты толстыми ставнями, а верхние располагались слишком высоко для того, чтобы попасть в дом через них.
Здесь нужно сказать, что минхеер Путс славился в окрестностях как умелый врач, однако все местные давно признали его жестокосердным и бесчувственным скрягой. Он никого не приглашал к себе в дом – да никто и не стремился туда попасть. Коротышка жил на отшибе и чурался человеческого общества, выходя на люди только для того, чтобы навестить больного или засвидетельствовать смерть. Никто не знал, как он управляется по хозяйству.
Когда лекарь поселился в этих краях, всех, кому требовалась его помощь, встречала в дверях дряхлая старушка, но потом она умерла, и с тех самых пор минхеер Путс принимал страждущих самостоятельно, если был дома; если же он отсутствовал, стучать в дверь можно было сколько угодно – она оставалась закрытой. Тогда среди местных разошлось мнение, что врач живет совсем один, будучи чересчур прижимистым для найма прислуги. Филип это знал. Переведя дух, он стал прикидывать, как проникнуть в дом коротышки – и не просто вернуть украденную собственность, а еще жестоко отомстить.