– Вполне, капитан. – Вадик тотчас же навел объектив на нейрохирурга (как же все-таки я могла так ошибиться?!) и застрекотал камерой.
Доктор, возившийся у трупа, продолжил:
– Итак, смерть наступила в два двадцать семь. Стало быть, пятьдесят пять минут назад…
– Вы так точно можете установить время?
– По часам, капитан, только по часам. – Нейрохирург осторожно приподнял руку старпома и указал на запястье:
– Часы механические, и потому остановились, разбились от удара. Так что мы можем констатировать момент смерти довольно точно. Что еще? Кроме повреждений, связанных со спецификой травмы, никаких иных мною не обнаружено.
– Что вы имеете в виду?
– Следы от огнестрельного ранения, например, – просто сказал нейрохирург. – Или колотые раны, свидетельствующие о применении холодного оружия.
Капитан нахмурился и внимательно посмотрел на доктора:
– Вы хотите сказать…
– Версию убийства я бы тоже не стал отбрасывать. – Нейрохирург неожиданно осклабился, обнажив неровные и крупные зубы. – Хотя…
– Хотелось бы ее отбросить, – надавил капитан.
– Ничто об этом не говорит. Покойный был довольно крупным человеком… Завалить такую тушу, да еще без борьбы, – довольно проблематично… И потом, судя по всему, он основательно набрался перед смертью… Разит, как от винной бочки, простите за живописную подробность…
Закончить нейрохирург не успел: в машинном отделении, в сопровождении Суздалева, появился адвокат Альберт Бенедиктович в роскошном бархатном халате, натянутом прямо на пижаму. Из пижамных брюк торчали его оплывшие, покрытые жесткими рыжими волосами щиколотки, а холеная борода сбилась набок.
Толстый адвокат тяжело дышал и то и дело промакивал носовым платком вспотевшую лысину. Судя по всему, второй помощник уже ввел адвоката в суть трагического происшествия со старпомом, и Альберт Бенедиктович сразу принялся за дело.
– Разойдитесь, не стоит толпиться возле трупа, – прощебетал он, раздуваясь от чувства собственной значимости. – И вообще, слишком много людей.
Бедный толстяк Альберт Бенедиктович, видимо, лавры следователя по особо важным делам никогда не давали тебе покоя. Или слава комиссара Мегрэ.
Кряхтя и отдуваясь, Альберт Бенедиктович опустился на четвереньки перед трупом старпома и принялся внимательно изучать его.
– Кто первым обнаружил тело? – наконец спросил он.
Капитан вытолкнул из толпы моториста Аркадьича:
– Он!
– Когда это произошло?
– Недавно… Точнее я не знаю. И времени не засекал.
– Печально, печально… – К Альберту Бенедиктовичу подошел нейрохирург и что-то шепнул ему на ухо. – Ага, понятно.
Услышав версию о часах и таким образом точно восстановив время, адвокат несколько успокоился.
– Вы слышали стук падающего тела? – снова обратился он к мотористу. – Вы видели, как все это произошло? Вы вообще заметили что-нибудь? Подозрительный шум, например.
Затравленный Аркадьич неожиданно для себя стал главным действующим лицом. И после долгого напряженного раздумья подал соответствующую реплику:
– Да вы с ума сошли, товарищ… Здесь грохот такой, что собственная женка будет рожать в муках – и то не услышишь. Разве сами не видите. Я вообще случайно…
– Случайно наткнулись на тело?
– Ну да Мы же здесь не сидим, мы наверху, в посту управления. Только раз в час спускаемся, механизмы обходим, мало ли что… Вот спустился в очередной раз – так его и увидел. А как увидел – так сам чуть рядом не свалился от ужаса.
– Вы сразу же поднялись к капитану?
– Да не поднимался я. Я же при механизмах… Сообщил по селектору с поста, так, мол, и так, вот он и спустился.
– Моторист позвонил вам в каюту?
– Я был в рубке, – четко, по-военному, ответил капитан. – Наш моторист позвонил именно туда.
– В котором часу это произошло?
– Три пятьдесят. Но разве сейчас это имеет значение?
– Все имеет значение, – наставительно сказал Альберт Бенедиктович, – пока мы не выяснили причину смерти.
Призрак возможного убийства коснулся лиц присутствующих, и все надолго замолчали. Только адвокат продолжил импровизированный допрос свидетелей. И снова обратился к Аркадьичу:
– Значит, вы действительно ничего не слышали?
– Я же говорил…
– Гм-гм… Действительно, здесь чересчур шумно. – Чтобы как-то сгладить очередную неловкость, Альберт Бенедиктович снова обратился к нейрохирургу:
– Что вы можете сказать относительно высоты, с которой… м-м… упало тело?
– Ну, судя по внешним повреждениям, метров восемнадцать-двадцать… Не больше… Хотя я не могу ручаться за это.
Альберт Бенедиктович поднял голову. Следом за ним то же самое проделали и все остальные.
– Н-да, – промямлил он, – очень неприятная ситуация… Нужно осмотреть все переходы, площадки и лестницы… Возможно, это прольет свет на происшедшее.
Это была первая здравая мысль, высказанная толстым адвокатом. Группа добровольцев во главе со вторым помощником тотчас же отправилась прочесывать машинное отделение сверху донизу, а у трупа остались только капитан, адвокат, комплекция которого не позволяла скакать по крутым трапам в поисках истины, губернатор и я с Вадимом.
Вадик уже давно выключил камеру, тело старпома накрыли куском брезента, а мужчины посматривали на меня недружелюбно: я была совершенно лишним элементом, инородным телом, любопытной самозванкой, невесть как попавшей на тризну.
Впрочем, мне было глубоко плевать на то, что думают обо мне все эти люди. Только один человек интересовал меня сейчас.
Старпом Василий Митько.
О чем он думал перед смертью? И успел ли он понять, что произошло? И кого он видел последним, перед тем как рухнуть вниз с высоты шестиэтажного дома?
Не того ли человека, которого так опрометчиво решил шантажировать? Должно быть, они все-таки встретились. Если не в одиннадцать, то позже. Чужая, подслушанная тайна жгла мне душу и наполняла ее тоскливым тягучим ужасом. Ничего не нужно делать, никто и никогда не узнает, что ты была на палубе прошлым вечером.