Различив впереди черные шторы канализационной трубы, Лопух затрепетал, лихорадочно пытаясь изменить курс.
— Что это тебе вздумалось пугать меня и гнать назад, Ким? — сердито спросил он.
— Я видел сущщий кошшмар, идзззиот!
— Да просто пятеро нудистов собрались приложиться к бражке, да еще была безобидная псина! Извини, но на этот раз ты обдурил самого себя, Ким. Сам ты — идиот!
Ким обиженно замолчал, спрятав морду за пазухой Лопуха. Лопух вспомнил, что всему кошачьему племени присущи тщеславие и обидчивость, но сейчас его беспокоило другое. А что если оранжевый чемодан сопрет какой-нибудь проходимец, прежде чем Граф на него наткнется? И еще — если Граф найдет чемодан, то не заподозрит ли он, что Лопух, вечный посыльный Корчмаря, подглядывал за ним и его девицами? И угораздило же его влипнуть в такую дурацкую историю в самый важный день его жизни! Правда, ему удалось наконец немного сбить спесь с наглого кота, и это слегка приободрило его.
И еще одно обстоятельство настораживало: уж больно неестественной была поза прислуживающей золотоволосой девушки. Больше его заинтересовала другая — с платиновыми волосами, но ее он, несомненно, видел впервые, а золотоволосую где-то, кажется, уже встречал…
Когда он добрался до центрального прохода, то чуть не поддался искушению заглянуть к Доку до захода на Мостик. Но ему хотелось окончательно успокоиться и оставить на главное дело максимум времени.
Он проскочил сужение тоннеля на границе между Вторым и Третьим трюмами, без всяких конфликтов с охраной, зато чуть не пропустил большой голубой коридор, ведущий вверх.
— Лопушшок, дурья башшка! — снова вылез Ким.
— Тихо ты! Мы на территории офицеров, — оборвал его Лопух, радуясь, что получил повод еще раз осадить нахальное животное. По правде говоря, ему самому голубая зона «Ковчега» всегда внушала суеверный страх, и, находясь здесь, он испытывал неуверенность.
Очень скоро, прежде чем он успел морально настроиться, Лопух очутился на неподвижной площадке среди непроглядных, как бамбуковые заросли, металлических трубчатых конструкций непосредственно под палубой самого Мостика. Он поднялся к потолку и кружил среди высоких балок, ожидая, что кто-нибудь его окликнет.
Вокруг сверкали причудливые сооружения из металла всевозможных форм и объемов, переливались радужные плоскости и поверхности. Над всем этим хаосом нависало бархатной черноты пространство, оживленное беспорядочным мельтешением молочно-белесых хлопьев.
Среди железа и радуг парили фигуры в офицерской форме цвета полночной синевы — полные и худые, длинные и короткие. Временами они переговаривались молчаливым языком жестов. Каждое их движение, казалось, было проникнуто величайшим достоинством и имело какой-то непостижимо глубокий смысл. Если на свете вообще существовали боги, то эти люди были богами «Ковчега». Он чувствовал себя ничтожеством, мышью, которую — посмей он только пискнуть — немедленно вышвырнут вон.
В жестах офицеров, за которыми завороженно следил Лопух, явственно ощущалась все нарастающая напряженность. Вскоре до него донесся знакомый гул, скрипучий и гремящий. Лопух сначала удивился, но потом понял (может быть, когда-то он даже и знал это), что все обычные процессы регулируются с Мостика — Капитаном, Штурманом и их помощниками.
Гул знаменовал собой наступление полудня Бездельника. Лопух не на шутку разволновался: поручения и так уже съели больше времени, чем он рассчитывал. Лопух неловко попытался подать знаки, чтобы привлечь внимание хотя бы одной фигуры в полночно-синем. Но его робкие усилия пропали даром.
Отчаявшись, он прошептал:
— Ким?
Кот не отозвался. Лопух слышал лишь тихое урчание, возможно, даже храп. Он легонько потрепал кота:
— Ким, откликнись, нужно посоветоваться.
— Зззаткнись! Я сссплю! Тсссс! — Ким поскреб по робе когтистыми лапами, меняя позу, и мстительно возобновил урчание-храп: спал он или притворялся — определить было трудно. Лопух чувствовал полную беспомощность.
Время летело. Положение становилось критическим. Он не имеет права не придти на встречу с Доком! В отчаянии он уже решился было залететь еще выше и даже — о, Боже, — с кем-нибудь заговорить. Но тут, на счастье, молодой голос окликнул его:
— Эй, парень! Что тебе нужно?
До Лопуха вдруг дошло, что, он как автомат продолжает поднимать руку навстречу каждому пролетающему, и вот один из них — такой же темнокожий, как Граф, наконец заметил его призывный жест. Расстегнув карман, Лопух извлек письмо и протянул его офицеру: