Оставшееся время прошло за едой — все угощались европейской пищей и напитками, которые Снелгрейв подарил королю. Им также предложили африканское пальмовое вино, но капитан отказался его выпить, так как разделял мудрое мнение, бытовавшее среди капитанов других невольничьих судов, о том, что вино могло быть «искусно отравлено». Матросы этого не боялись и пили с удовольствием. После этого король заявил, что «вполне доволен» посещением, что означало, что дальше рабов будет еще больше. Когда европейцы отправились обратно на свой корабль, Снелгрейв обратился к одному из членов команды и попросил «найти среди женщин-невольниц какую-нибудь кормилицу, которая сможет позаботиться о несчастном ребенке». Матрос ответил, что «он уже присмотрел одну». У этой женщины «было много молока в груди».
Как только Снелгрейв и матросы поднялись на борт, та самая женщина, которую они обсуждали, увидела их с маленьким мальчиком и бросилась к ним, «выхватив его из рук белого». Оказалось, что это был ее собственный ребенок. Капитан Снелгрейв купил ее, не зная об этом. Капитан отметил, что «никогда он не видел более трогательной сцены, чем встреча матери с ее маленьким сыном».
Переводчик, который был на этом судне, рассказал женщине о том, что случилось, и, как писал Снелгрейв, «о том, что я спас ее ребенка от жертвоприношения».
Эта история распространилась по всему судну среди трехсот пленников на борту, и все они «выражали мне благодарность, хлопая в ладоши, и исполняли песни, восхваляя меня». Но благодарность на этом не заканчивалась, и Снелгрейв отметил: «Это дело оказало нам большую услугу, поскольку к нам стали хорошо относиться, и поэтому у нас на судне за все время плавания не было бунта». Благосклонность к Снелгрейву сохранялась и по прибытии в Антигуа. Когда он рассказал историю ребенка и матери мистеру Стадели, рабовладельцу, «тот купил и мать, и сына и стал для них добрым хозяином».
Уильям Снелгрейв мог думать об африканцах как о «жестоких каннибалах» и думать о себе как о нравственном, цивилизованном спасителе и добром христианине, которого дикари должны были уважать и приветствовать. Он мог считать себя хранителем семей, но он же и разрушал их. Он мог радоваться гуманному исходу для этих двух невольников, но именно он отдал на плантации сотни людей, приговоренных к бесконечному тяжелому труду и преждевременной смерти. Тем не менее «золотое правило», о котором он вспомнил, вскоре станет главным постулатом движения против рабства.
Капитан Уильям Уоткинс
Когда «Африка», бристольское работорговое судно, капитаном которого был Уильям Уоткинс, встало на якорь на реке Калабар в конце 1760-х, пленники сняли кандалы, разбив их так тихо, как только было возможно. Большинству удалось освободиться от оков и выбраться на главную палубу. Они стремились добраться до склада оружия в кормовой части и захватить его, чтобы вернуть себе потерянную свободу. В таких бунтах не было ничего необычного, как писал моряк Генри Эллисон, так как невольники восставали из-за «любви к свободе», «плохого обращения» или «духа мщения» [29].
Члены команды «Африки» были застигнуты врасплох; они, казалось, понятия не имели, что у них буквально под ногами начался бунт. Но как раз в тот момент, когда мятежники «взламывали запертую дверь», с соседнего невольничьего корабля «Найтингейл» приплыли Эллисон и семь членов команды, «вооруженные пистолетами и ножами». Они увидели, что случилось, и, устроив баррикаду, начали стрелять в воздух над головами мятежников, чтобы напугать их и вынудить подчиниться. Но это не помогло, и тогда матросы открыли огонь по мятежникам, убив одного из них. Невольники предприняли вторую попытку выломать забаррикадированную дверь, но моряки держались твердо и вынудили их отступить на корму. Когда вооруженные матросы настигли бунтовщиков, некоторые из рабов выпрыгнули за борт, другие остались на палубе, чтобы сражаться. Моряки вновь стали стрелять и убили еще двоих.
Как только команда взяла ситуацию под контроль, капитан Уоткинс навел порядок. Он выбрал восемь из мятежников «для примера». Их связали, матросы команды «Африки» и восемь человек с «Найтингейла» взяли в руки кнуты. Моряки «пороли их до изнеможения». Затем капитан Уоткинс взял приспособление, которое называли «мучитель», которое состояло из комбинации поварских щипцов и хирургических инструментов. Он раскалил его добела и начал ставить клейма на тела пленных. «После этого их бросили вниз», — как написал Эллисон. Судя по всему, они все выжили.
Однако попытки поднять мятеж не прекращались. Капитан Уоткинс подозревал, что один из его собственных матросов был вовлечен в заговор, что он «подстрекал рабов на бунт». Он обвинял неназванного черного матроса, кока судна, в помощи восставшим, «потому что тот якобы снабдил их инструментами, чтобы они смогли освободиться от оков». Эллисон сомневался в этом, говоря, что это только предположение «без доказательства фактов».