Это не новый вопрос. Капитан Хью Крау отметил в своей биографии, изданной после отмены работорговли, что существовала возможность «дать некоторую компенсацию Африке за то зло, которое Англия, возможно, причинила ей». Он имел в виду филантропию и то, что назовут «законной торговлей» в Африке, т. е. продажу «предметов потребления», а не людей. Но даже капитан невольничьего судна признал, что необходимо что-то сделать, чтобы возместить чудовищную историческую несправедливость. Речь идет, конечно, не только о работорговле, но и обо всем опыте рабства [543].
Великобритания и Соединенные Штаты добились существенных успехов по сравнению с прошлыми поколениями, подтвердив, что работорговля и рабство были важными частями их истории. Это стало возможным, после того как в 1960-е и 1970-е гг. возросло движение различных народов за расовое и классовое правосудие с обеих сторон Атлантики и появилась необходимость написать новую историю и провести научные споры по ее итогам. Ученые, учителя, журналисты, музейные работники и многие другие специалисты вдохновлялись этим движением, чтобы описать прошлое африканцев и афроамериканцев и создать новое знание и общественное понимание этой проблемы.
Однако я предполагаю, что никакая страна еще не обозначила более темную и более жестокую сторону этой истории, которую составляет террор. Насилие и террор были основой формирования атлантической экономики и ее сложной трудовой системы в XVII и XVIII вв. Даже лучшие историки работорговли и рабства имели тенденцию преуменьшать, можно даже сказать, узаконивать насилие и террор, которые составляют предмет их изучения [544].
Большинство исследований Среднего пути и работорговли сконцентрировались только на одном аспекте этой проблемы. Изучая выступления аболиционистов в XVIII в., многие историки из-за недоверия к пропаганде и сенсационности их заявлений сосредоточились на определении уровня смертности во время Среднего пути, которая возрастала и была синонимом ужаса работорговли. Следовательно, подсчет количества перевезенных людей и численности смертей в пути стали ключевыми вопросами исследований. Однако мне кажется, что такой подход имеет ряд ограничений.
Одна из главных целей этой книги состояла в том, чтобы расширить представления о работорговле и рассмотреть смерть в качестве одного из аспектов устрашения, чтобы доказать, что насилие превратилось в человеческую драму, разыгрывавшуюся на одном судне за другим, и что этот террор превращал работорговое судно в ад. Численность умерших можно подсчитать и дать ответ на этот вопрос в кратком статистическом анализе — действительно бескровном, который просто констатирует, что часть людей создали террор, а другие его испытали и ему сопротивлялись.
Акцент исключительно на терроре не делает вопрос более простым. И при этом историк не может дать на этот вопрос случайный ответ. Эксплуатация неоплаченной рабочей силы должна быть просчитана, чтобы представить полный учет ценности их труда. Компенсация заключается, по моему мнению, в законе, но правосудие не может просто представить денежный баланс, так как нельзя действовать по правилам игры, которая породила работорговлю. Какова в любом случае была бы цена террора? Какова цена массовой преждевременной смерти? Эти вопросы являются частью общей проблемы расизма, особенно если они дополнены классовым угнетением, и они все еще не решены [545].
В заключение я хочу сказать, что ответы на эти вопросы должны быть даны социальным движением за правосудие, во главе с потомками тех, кто больше всего пострадал от наследства работорговли, рабства и расизма, который они породили. Нужно присоединиться к более широкой борьбе за прекращение насилия и террора, которые всегда были основой роста и развития капитализма. Именно по этой причине я хотел закончить книгу свидетельством матросов о невольниках, заботящихся о больных и умирающих моряках в карибских портах. Это было самое щедрое милосердие, которое я обнаружил в ходе своего исследования. Эти благодеяния, совершенные людьми, у которых не было ни еды, ни дома, ни здоровья, ни места для похорон, как оказалось, создали предпосылки иного будущего. Их вера и наши усилия сделают справедливость возможной. Длинный путь корабля невольников сможет наконец завершиться, и «самая большая драма» человечества действительно станет великой.