С каждым энергичным ударом весел судно приближалось и становилось все более устрашающим. Запахи стали ощутимее, звуки — резче: с одного конца судна доносились крики и вопли, с другого низкое, жалобное пение. Все перекрывал визг детей, создававших невыносимый шум, они барабанили по древесине, и из-за этого едва можно было разобрать какие-то слова: кто-то просил menney — воду, кто-то проклинал myabecca — богов. Когда гребцы подвели каноэ ближе к судну, женщина разглядела темные лица в проеме маленьких окошек почти над самой водой. За ней наблюдала дюжина черных женщин с детьми и несколько краснолицых мужчин. Они видели, как она пыталась сбежать. Мужчины перекрикивались резкими и раздраженными голосами, обмениваясь короткими и лающими фразами. Каноэ доставило ее на корабль невольников.
Гребец с каноэ развязал путы и подтолкнул женщину к веревочной лестнице, вместе с остальными пятнадцатью почти обнаженными узниками она взобралась наверх.
Несколько мужчин поднялись на борт с ними, среди них был и черный торговец в золотистой соломенной шляпе, который сопровождал пленников до owba coocoo. Почти все люди из этой группы, включая женщину, были поражены видом судна, но несколько пленников-мужчин казались до странности невозмутимыми — настолько, что даже переговаривались с белыми на их языке.
Это был странный мир — высокие стволы деревьев с обрубленными ветвями; странные инструменты; взметнувшаяся куда-то ввысь сложная путаница из канатов. Свиньи, козы и домашняя птица бродили по главной палубе. У одного из белых был местный попутай, у другого обезьяна. Owba coocoo был таким большим, что на его борту была даже своя собственная ewba wanta — маленькая лодка. Другой белый мужчина отвратительного вида искоса осмотрел женщину и, сделав непристойный жест, попытался ее схватить. Она бросилась на обидчика и расцарапала ему лицо до крови, прежде чем он смог оторвать ее от себя. Он трижды больно стегнул ее небольшим кнутом, который держал в руках. Черный торговец вмешался и оттолкнул ее в сторону.
Когда к ней вернулось самообладание, она смогла рассмотреть других невольников на палубе. Все они были молоды, некоторые из них еще совсем дети. В деревне она считалась женщиной среднего возраста, но здесь она казалась старой. Ее купили только потому, что хитрый черный торговец продал большую группу всю целиком, не оставив капитану выбора, кроме как купить всех или не получить ни одного. Женщина была старше всех остальных пленников.
Некоторые люди на корабле говорили на ее родном языке — языке народа игбо, но многих других она не понимала. Среди невольников были также жители соседних с ее родиной земель — народ аппа и более темнокожие и крупные оттамы. Некоторые из пленников, как она поймет позже, находились на борту судна уже в течение многих месяцев. Первых двух матросы назвали Адамом и Евой.
На корабле трое или четверо терли палубу; остальные что-то мыли. Моряки раздали маленькие деревянные миски для еды. Корабельный кок положил некоторым мясо и хлеб, остальным клубни ямса, которые он полил пальмовым маслом.
На главной палубе стояла невообразимая суета. Белый человек с загорелым дочерна лицом пытался прекратить шум, прикрикнув: «Domona! — Тише!» Двое других белых казались самыми важными людьми на этом судне. Один из них был капитаном, его приказы другие белые люди бросались исполнять бегом. Второй был врач, и вместе с капитаном они внимательно обследовали всех новых невольников — у каждого они проверяли голову, глаза, зубы, ноги и руки, живот. После того как они осмотрели семью — мужа, жену и детей, которых только что доставили на корабль, мужчину со слезами на глазах забрали и увели за закрытую дверь на носовую часть судна. Оттуда доносились чьи-то крики, человека pem pem — избивали, и он кричал от боли. Сквозь его стоны женщина разобрала слова на немного знакомом ей языке ибибио.